ДРАМА БАЛЕТА

Народный артист СССР, советский и российский артист балета, солист Большого театра, балетмейстер, балетный педагог – это все Михаил Лавровский. Его труд руководство нашей страны отметило орденами Почета и Трудового Красного Знамени. Михаил Леонидович дал эксклюзивное интервью для журнала «Энергополис».

– Михаил Леонидович, как вы оцениваете общее состояние балетного искусства в России?

– Общий уровень исполнительства хороший. Единственное, что меня очень волнует: из-за нашей гонки за Западом и отрицания всего своего хорошего, нашего фундамента, мы теряем свою манеру исполнения. Да, новое нужно, современное мышление хореографов и исполнительства тоже необходимы, как и интересные современные спектакли. Но нельзя терять свое лицо, то, чем мы сильны, чем мы завоевали весь мир. Это – образное исполнение спектаклей. Это – не просто переодевание костюмов в «Спящей красавице», «Дон Кихоте» или «Жизели». Это действительно был человек на сцене в России, а не механический робот, который хорошо исполняет те или иные движения. Человек, который нес образ, нес драматическое дыхание в классическом балете. Вот наше лицо и большие чувства, чем мы и покорили весь мир.

Балет – конечно, больше женское дело. И балерины у нас замечательные. А если говорить о мужчинах, то наши последние спектакли: «Ромео» Лавровского, «Пламя Парижа» и «Золушка» Захарова – это шедевры, каких нигде не было. И наши последние спектакли «Спартак», «Иван Грозный», «Каменный цветок», «Легенда о любви» – эти вещи терять нельзя. Нельзя терять последних дней дыхание Григоровича, Бельского, Виноградова. Каждый из них работал в своем духе, но они все были предельно эмоциональны, образны, их режиссерская работа была на высшем уровне.

– Говоря о человеке на сцене, вы имели в виду личность актера?

– Да, личность нужна везде: в любом искусстве, в космонавтике, в мартеновском цехе, в кибернетике. Личность нужна, чтобы сделать что-то новое и интересное. Я опять говорю, что у нас на сцене были не хорошо одетые мужчины и женщины, красиво исполняющие те или иные классические движения, – у нас был живой человек на сцене, живое существо с большим человеческим чувством. Это и волновало всех людей, волновало весь мир. Это было присуще только нам. Это, на мой взгляд, проходит у нас везде: в литературе, в музыке, в живописи. Возможно, наша живопись технически уступала западному миру, но в ней была необычайная духовность, потрясающие образы. И это терять нельзя. Но неправильно и запираться в своей скорлупе, так как никакого развития не будет.

Нужен ли нам современный театр? Нужен. У нас есть блистательный хореограф Борис Эйфман. У него есть свой театр, где он делает свои спектакли. И его труппа лучше всех исполняет эти спектакли. Потому что она связана с этим замечательным режиссером-хореографом, она поймала его дух и исполняет его спектакли так, как ему надо.

Но вместе с этим мы гордимся своими Академическим Большим и Мариинским театрами. Мы не должны терять свое, нашу манеру исполнения и высочайший технический уровень. У нас и в Большом, и в Кировском театре ставят современные спектакли. Но балерина не должна забывать академического исполнения «Лебединого озера», «Спящей красавицы», и мужчины не должны забывать исполнения «Дон Кихота», «Жизели» или той же «Спящей красавицы». Вот это мы не должны терять, потому что учиться – долго, и строить искусство, город, дом – тоже долго. А разрушить – одна секунда.

– Михаил Леонидович, а как, на ваш взгляд, воспитать из маленьких детей настоящих личностей? Это я подвожу к вашему училищу.

– В шестидесятых-семидесятых годах работа в Большом театре считалась золотым веком, мы были востребованы и подняты на высоту нашим правительством. То же самое было и в спорте, и в цирке, и в симфонической музыке, и в опере… Это все было лицом нашего государства, которым мы конкурировали с Западом. У нас не могло быть плохого. Если мы приезжали на конкурс, то мы брали все золотые медали. Третье место было поражением. Мы все делали лучше всех. И это передавалось народу. Все понимали, что мы делаем что-то действительно необходимое для культуры и своей страны. Мы танцевали не только за себя, но и за государство.

Я слышал, как одна спортсменка, двукратная чемпионка Олимпийских игр, сказала, что у нее болит нога и на Олимпиаду она поэтому не поедет. При этом добавила: «У меня деньги есть, мне незачем ломаться». Это было во времена Ельцина. А при Советской власти мы готовы были выйти больными, лишь бы наша страна была первой.

– Возвращаясь к вашему училищу. Как вы оцениваете современных ребятишек? Что из них может получиться?

– Искусство хореографии – это, на мой взгляд, больше женское дело. Мужчины мало идут сейчас в балет. Понимаете, если вы сейчас не попали в Большой или Мариинский театр, то вы не сможете работать на периферии: она уничтожена. Раньше театры считались важными везде. Везде ходила публика. Везде требовалось большое искусство вокала и хореографии. И все театры выезжали на гастроли. А сейчас этого нет. Я знаю, что в одном российском городе балетные люди получают 5500 рублей. На это можно прожить? Конечно, все бегут в Москву. Да, они могут подтанцовывать эстрадным певцам и получать гораздо больше.

– Но тем не менее появляются способные мальчики и девочки.

– Чтобы их правильно воспитать, нужны пропаганда и цензура. Сейчас на экране царят порнография, садизм и насилие. А это вкладывается в мозги детей. Безобразие, когда показывают, что убийца получил шесть лет, а вышел на свободу через три года, а человек, убивший случайно педофила, был осужден. Все это действует на молодежь. Молодежи надо прививать вкус, эстетику, любовь к ближнему, любовь к хорошей литературе, музыке. Я работал в Японии, там в школах в первых классах звучит только симфоническая музыка. Она благодатно влияет на дух, на мозги, на душу маленьких детей. Когда они вырастают, они могут делать все что угодно, но становление проходит под классическую музыку. Они следят за своим народом. И это здорово. Государство должно брать на себя становление души человека.

На мой взгляд, сейчас много неразумных людей вещают по телевизору, а разумных людей не слушают. Слушают сейчас, к сожалению, дураков, которые только разглагольствуют о демократии. Но все это голые слова.

– Демократия как способ правления, на ваш взгляд, существует или это такой западный «товар на вынос»?

– Не существует. Я в демократию не верю. Посмотрите на фашизм. Во главе стоял Гитлер. Фашизм – это страшная вещь. Говоря о фашизме, мы говорим о Гитлере, значит, отвечает один человек, когда он решает. Жестокие времена были при Сталине, хотя было много хорошего в дисциплине. Но мы не говорим, например, о Ворошилове, мы говорим о Сталине. Когда режиссер ставит спектакль, говорят, что худсовет все решает. Нет, с худсоветом я советуюсь, но решать буду я. Если я сделал плохой спектакль, а они тоже решали, то пусть и их тоже снимают. Так нет, снимают только режиссера. Значит, тогда я и отвечаю. Я считаю, что всегда должен быть один мыслящий хозяин, лидер, без этого не будет порядка.

– Когда в Большом театре были великие личности, каков был их вес в жизни театра: они определяли строй и культуру?

– Конечно. Театр был государственный. Это самое главное. Это сразу повышает его статус. Это означает, что он нужен государству, оно понимает необходимость искусства, необходимость воспитания в человеке духовности с малых лет. Это замечательная классическая музыка, замечательная хореография, опера и так далее. Они, великие, были хозяевами. Они могли кого угодно уволить и принять на работу. И они несли огромную ответственность за увольнение и прием людей. Сейчас у худруков и у дирекции руки связаны. Если они попробуют что-то сделать, поднимется вся общественность, будут защищать тех, кто не хочет это играть. Наряду с этим мировым звездам не дают тот репертуар, который они просят. Когда на сцене такие звезды, как Фадеичев, Плисецкая, Марис Лиепа, что-то хотели, им не могли отказать.

– У сегодняшнего театра, с вашей точки зрения, есть перспективы роста или нет?

– Мне трудно сказать. Я считаю, что наш театр держится на старом репертуаре и на нескольких по-настоящему хороших танцовщиках и многих блистательных балеринах. А постановочный репертуар старый. Посмотрите, вторая, третья премьера – никого уже в зале нет. Но бесконечный «Щелкунчик» окупает все. Билеты под Новый год стоят 15 тысяч рублей. Потому что народ валит. А на некоторые премьеры народ идет с трудом. Все в руках бизнеса или людей, которые как хотят, так и воротят, им наплевать на искусство, они в нем ничего не понимают. Они платят деньги театру, и театр будет выпускать то, что они скажут, причем как в плане хореографии, так и в плане исполнительства. Но надежда есть, и она умирает последней…