ЭВОЛЮЦИЯ КЛАСТЕРА

В 2008-м правительство России в рамках концепции долгосрочного социально-экономического развития страны до 2020 года приняло решение о создании сети территориально-производственных и инновационно-высокотехнологических кластеров. Спустя пять лет можно констатировать, что если с первыми отчасти получилось, то со вторыми – не очень.

На вопрос, сколько в России кластеров, однозначно ответить нельзя. Никто не знает. Тут все зависит от того, что называть кластерами. Кластер – это концентрация на территории компаний, НИИ, вузов, НКО, менторских групп, технопарков, инкубаторов и других организаций, работающих по одной тематике. В России пока можно говорить о неких регионах, где идут некие процессы, похожие на то.

За несколько лет до того, как кластер в России стал неким трендом, насаждаемым сверху, они уже начали появляться в стране сами собой. Первым успешным из них стала Калуга. Команда губернатора Анатолия Артамонова, возглавившего регион в 2000 году, собранная из грамотных и ориентированных на результат менеджеров, в короткие сроки смогла привлечь иностранных инвесторов и производителей, совершила один отдельно взятый региональный индустриальный прорыв. Автокластер, где первым был Volkswagen с производством по сборке автомобилей. Потом свои заводы здесь открыл альянс Peugeot–Citroen–Mitsubishi и Volvo Trucks & Renault Trucks.

Вслед за автокластером в области стал формироваться фармацевтический. Свои заводы в Калужской области открыли англо-шведская AstraZeneca, итальянская Berlin-Chemie/Menarini, датская NovoNordisk, немецкая Stada. При этом надо понимать, что и в автокластере, и в фармкластере речь идет не о полном цикле производства или отверточной сборке. Если в первом случае собирают автомобили, то во втором из уже готовых ввезенных в страну субстанций делают препараты, а во многих случаях речь идет просто об обычной упаковке лекарств.

Развитие кластерной политики в Самарской области связывают с Александром Кобенко, министром экономического развития, инвестиций и торговли региона. В Самаре есть уникальный аэрокосмический кластер и все, что связано с комплексным созданием продукции для этой отрасли. Также в Самаре есть электротехнический и нефтехимический кластеры.

Биотехнологический медицинский кластер в Перми можно разделить на два: кластер медицинского приборостроения и фармкластер. В краевом центре исторически были сильны традиции приборостроения, и здесь же находится одна из сильнейших российских фармацевтических академий.

В Екатеринбурге можно выделить два кластера: электротехнический, который образовался на базе производств, построенных в годы СССР, так же как и кластер транспортного машиностроения: производство поездов, трамваев, рельсов для железных дорог. Титановое производство здесь тоже называют кластером.

В Санкт-Петербурге формируется «пул кластеров», в который входят медицинский, фармацевтической промышленности и радиационных технологий, и кластер ИТ, радиоэлектроники, приборостроения и средств связи. Еще один кластер, использующий конкурентные преимущества Северной столицы, – туристический, что само по себе понятно, ибо город на Неве – главный для иностранных туристов центр нашей страны.

Своими образовательными кластерам известны Новосибирск, где базой служит легендарный с советских времен Академгородок, и Томск.

Татарстан развивает свои кластеры в Нижнекамске, Набережных Челнах и Елабуге, где сконцентрированы предприятия химической, нефтехимической промышленности и вертолетостроения.

Начинает формироваться своеобразный ИТ-кластер и в Ростовской области: телекоммуникационные компании переносят сейчас туда свои колл-центры. От них до полноценного ИТ-кластера, конечно, очень далеко, но и Бангалор начинался не с десятков тысяч программистов сразу, а тоже с колл-центров.

Можно ли все перечисленное считать кластерами? В случае с Калугой это скорее локализация иностранных производителей. В других регионах – исторически сложившиеся традиционные производства.

Если речь идет о производственном кластере, то должны появляться новые продукты и производственные решения. Например, внедряться новые материалы и оборудование. Если новое начинает появляться, то можно говорить, что кластер заработал. Как, например, в Чебоксарах, где инновационный территориальный электротехнический кластер Чувашской Республики также создан на базе множества предприятий, работающих в республике с советских времен, но с неким отличием, которое и выделяет Чебоксары на фоне остальных. Больше трети предприятий – участников кластера образованы с нуля в последние два десятилетия – это раз. И второе – продукция, выпускаемая ими, конечно, имеет импортную составляющую. Это – комплектация. Но в области релейной защиты и автоматики, основной тематики Чебоксарского кластера, главное в продукции – интеллектуальная составляющая. Так вот, «главное в сделанном в Чебоксарах» – на 100% отечественное.

Почему же у нас все так плохо, когда у нас все так хорошо? Почему нет больших успехов в деле строительства кластеров в регионах? Потому, что основной упор делается на институты и инфраструктуру, а не на людей. Кластер нельзя построить, его можно развивать. Инкубаторы, технопарки, хорошая инфраструктура – это отлично, но должна быть своя природная экосистема, постоянный приток свежих людей в отрасль, которых готовят вузы, специальные учебные заведения, которые бы работали совместно с предприятиями. Кластеры всегда и везде в первую очередь конкурируют за людей. В кластере за счет большой концентрации людей, работающих в одной отрасли, постоянно должны создаваться новые идеи, сервис, продукты, компании, новые навыки.

Кластер всегда ограничен какой-то территорией. Люди должны быть в досягаемости друг от друга, это обычно 2-3 часа езды на машине, чтобы они могли сталкиваться, буквально натыкаться друг на друга, обсуждать совместные проекты, общие вопросы, чтобы возникал синергетический эффект. Человек выбирает, где ему жить и работать, исходя из того, что место это должно быть интересным для него самого, там должно быть хорошо детям и должна быть комфортная среда, в которой его, как специалиста и профессионала, будут уважать. В этом, кстати, проблема Калужского кластера, так как ему приходится конкурировать за людей со столицей: она недалеко, и многие жители области работают в Москве, где уровень зарплат выше.

В теории развитие кластера влечет за собой существенный социальный сдвиг в регионе. Приток инвестиций и рост производства и доходов жителей повышают уровень благосостояния и потребления. Но речь не только о деньгах: приток специалистов повышает образовательный и культурный уровень региона. Создавая кластер, привлекая на работу в его предприятия новых, хорошо образованных людей, специалистов, профессионалов, регион тем самым меняет среду обитания, и вследствие этого, если угодно, происходят некие изменения в сознании населения. Когда одновременно растет качество жизни и ее ритм меняется от провинциального на ритм индустриального центра, меняются ориентиры и представления, вверх ползет отметка планки роста, положительных изменений в жизни сегодняшней и ожиданий от будущего для следующих поколений.

Мировая практика

Первые программы по созданию кластеров стартовали в Европе в 80-х годах: в земле Северный Рейн – Вестфалия в Германии, затем в провинции Эмилия-Романья в Италии и в регионе Штирия в Австрии.

Кластерный бум случился через 20 лет, в нулевые, когда программы кластерного развития заработали в большинстве стран ЕС, а также в США, Канаде, Японии, Австралии, Бразилии, Индии и Южной Корее. К середине нулевых годов в мире насчитывалось уже около 1500 кластеров. А в 2008-м европейские страны приняли меморандум о кластерной политике, в котором объявили о намерении вывести свои кластеры в мировые технологические лидеры.

В развитых странах поддержку, прежде всего, получают проекты кластеров, ориентированных на высокотехнологичные секторы, как, например ИТ и биотехнологии. Так, в Германии с 1995 по 2006 год было создано семь кластеров биотехнологий, что позволило вывести страну в мировые лидеры в этой отрасли, не говоря о том, что в этой сфере вчетверо возросло количество компаний и были дополнительно созданы десятки тысяч рабочих мест.

Основную поддержку в рамках программ развития кластеров в Европе получают не крупные корпорации, а средние и совсем небольшие по размеру компании. На долю стартапов малого бизнеса в Германии приходится более 60% от общего объема финансирования. Во Франции в рамках программы Les poles de competitivite с 2005 по 2011 год поддержку в размере 3 млрд евро получил 71 кластер, где доля малого и среднего бизнеса составляла более 80%.