План Путина. Дедлайн-2020

Четвертый квартал 2019-го — время дедлайна для планов правительства, сформулированных в этом документе, пусть даже и с оговорками, что срок его действия, по сути, пролонгирован майскими прошлогодними указами Владимира Путина, а заложенные в концепцию ее разработчиками из Минэкономразвития показатели теперь стали целями национальных программ. Рост ВВП на 6,5%, радикальное сокращение бедности, увеличение инвестиций в человеческий капитал — таковы поставленные более десяти лет назад цели. Накануне дедлайна Energypolis изучил, что имеем в сухом остатке.

Неудавшийся старт заложенных в концепцию программ был обусловлен глобальной экономической повесткой. Мировой финансовый кризис августа 2008-го сделал нереализуемыми цели, которые правительство утверждало в ноябре.
Только через три года, к новым президентским выборам, было решено внести коррективы и сделать новую редакцию концепции. Призванные сделать это в 2011 году действующим тогда кабмином эксперты ВШЭ и РАНХиГС, по сути, создали новый документ, контрапунктом в котором через хотелки правительства и отраслевых лоббистов красной нитью прописали мысль, что в «России надо строить другую экономику».
Но выборы прошли, и сразу за ними начались митинги на Болотной и на Сахарова. В Кремле поменялась повестка, и власти какое-то время было совсем не до экономики. Только в марте 2012-го новый документ, получивший название «Стратегия-2020» был внесен на подпись. Фундаментальный труд объемом более 800 страниц предполагал переход на постиндустриальную модель экономики и рост ВВП минимум на 5% в год. Наверное, мало кто помнит, но «Стратегия-2020» так и не была утверждена. То ли потому, что пять меньше, чем шесть, которые хотел видеть Путин, то ли потому, что нефть и газ — это привычнее, понятнее и, если угодно, тоже своего рода скрепы. Наши экономические скрепы. А сами эти скрепы стали тогда главной темой официальной повестки, заменив собой социально-экономическое развитие как приоритет. Но если по букве протокола, то концепцию, простите, никто не упразднял. А ежели так, то она формально остается действующей.

В концепции ставилась цель вывести Россию в пятерку крупнейших экономик мира по объему ВВП. На достижение этой цели было отведено пять лет — с 2015 по 2020 год.
По данным Всемирного банка, с 2011-го по 2014-й и в 2016-м Россия опережала по этому показателю Германию, деля с этой страной пятую-шестую строчку рейтинга. По итогам 2018 года Россия находится на шестом месте (3,1% мирового ВВП). Первая пятерка была представлена Китаем (18,7%), США (15,2%), Индией (7,7%), Японией (4,1%) и Германией (3,2%). В майских указах 2018-го в качестве национальной цели закреплено вхождение нашей страны в топ-5 крупнейших экономик мира.
С одной стороны, обойти к 2024 году Германию по доле в мировом ВВП вроде вполне себе разрешимая задача и все наши северные и южные «потоки» и «Сила Сибири» и СПГ тому в плюс, а с другой стороны, сегодня, в декабре 2019-го, эта задача представляется каким-то ложным ориентиром. Неужели так велика и важна и имеет столь колоссальное значение разница между пятым и шестым местом в рейтинге, когда бездна, непреодолимая пропасть лежит между пятым и шестым местом по уровню жизни в этих странах? К тому же, если верить прогнозу МВФ, к 2024 году пятой экономикой мира и вовсе станет Индонезия.

Снижение уровня бедности в два раза и увеличение доли среднего класса — еще одна цель 2020 года. В 2007-м уровень бедности в России составлял 13,4%. В 2020-м не должен превышать показатель 6-7%. Средним классом в России должно быть в будущем году более половины населения.

Доля населения с доходами ниже прожиточного минимума в России с 2008-го по 2012-й снижалась до 10,7%. В 2016-м был зафиксирован рост этого показателя до 13,3%. По данным Росстата, во втором квартале 2019 года в России за чертой бедности живут 18,6 млн человек, или 12,7% населения.

Таким образом, пролонгированный в майских указах до 2024 года целевой показатель уровня бедности в 6,6% опять подразумевает двукратное снижение от сегодняшнего значения.

Если с бедными в России все в порядке, они есть, их много, они поддаются счету, то вот с определением среднего класса существуют трудности, сложности и разночтения. По мнению специалистов ВШЭ, к представителям такового класса в России сегодня можно отнести 38% жителей, но при этом полностью соответствуют этому определению лишь 7%, или 10,3 млн россиян. Результаты исследований 2018 года ряда крупнейших банков страны консолидируются на показателе, близком к 30%, что является абсолютным минимумом за последние 15 лет. С этими данными соотносятся цифры Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС, специалисты которого в своем исследовании в эту категорию населения относили граждан с высшим образованием, наличием движимого и недвижимого имущества, сбережений и ежемесячным доходом, которого хватает не только на удовлетворение базовых потребностей. Национальное агентство финансовых исследований (НАФИ) средним классом считало тех людей, которые могут позволить себе купить бытовую технику и мебель из текущих доходов, но должны изыскивать дополнительные средства на более дорогие покупки. В общем и целом, согласитесь, не очень понятно, кто он такой сейчас — представитель среднего класса.

Отвечающая в правительстве за разработки и реализации национальной программы в сфере демографического развития и государственной демографической политики; государственной политики в сфере здравоохранения и социального развития, включая вопросы оплаты труда, уровня жизни и доходов населения; государственной политики в области социального и медицинского страхования и пенсионного обеспечения; государственной политики в области занятости, трудовых отношений и социального партнерства; государственной политики в сфере образования и науки, включая вопросы организации контроля и надзора; государственной молодежной политики; поддержки социально ориентированных некоммерческих организаций вице-премьер Татьяна Голикова называет задачу снижения уровня бедности в России самой сложной из тех, что вошли в майский указ.
Как решать вторую задачу концепции развития социально-экономического развития России — рост доли среднего класса, читай «повышения уровня благосостояния жизни в России», в майских указах не говорится или мы этого там просто не нашли, хотя искали тщательно.
Бедных в стране становится больше в силу двух основных причин: профессиональной невостребованности и несправедливой системы распределения благ. И если второе в России стало за последние двадцать лет уже чем-то постоянным в общественном сознании и мы все живем с внутренней нормой социальной несправедливости, то вторую проблему мы не просто недооцениваем сегодня — мы ее еще и усугубляем. Профессиональная невостребованность будет нарастать снежным комом в связи с принятой пенсионной реформой. Увеличивая срок работы до наступления пенсионного возраста, мы латаем дыру в демографии — это понятно. А вот то, что «предпенсионерам» никак, простите, не вписаться в «диджитализацию», ее идеологам и проповедникам еще сначала предстоит осознать, а потом испытать на собственной шкурке.

Изучая планы и цели роста инвестиций в человеческий капитал, заложенные в Концепцию социально-экономического развития России — 2020, невольно ловишь себя на мысли, что, по большому счету, этот документ и не предполагал какого-то практического применения и служил лишь экономической частью предвыборной президентской программы. Эта долгосрочная стратегия — некая беллетристика, где описан образ будущей страны, исходя из которого власть планирует свои действия. Что-то типа Программы Коммунистической партии Советского Союза, принятой ХХII съездом в 1961 году, где была сформулирована главная цель: все во имя человека, все для блага человека.
Рост инвестиций в человеческий капитал с 8,6% ВВП в 2007 году до 11,7% ВВП в 2020-м остался невыполненным. Рост расходов на образование и здравоохранение до 5% ВВП по каждому из названных направлений — по факту наступившего дедлайна — полнейшая утопия.
Аудиторы Счетной палаты в заключении на проект бюджета 2020–2022 годов указывают, что расходы на образование планируются в среднем до 3,7%, а на здравоохранение — 2,9% ВВП.
Для сравнения и как аргумент в резюме анализа истинного положения дел в системе распределения бюджетных ассигнований на человеческий капитал в других экономических системах стран, с которыми соревнуется Россия в своем плане экономического роста, можно привести цифры — данные статистики из открытых источников, которые игнорируются в качестве ориентиров. Так, в Великобритании в 2018/2019 финансовом году расходы на здравоохранение составили 7,2% ВВП, на образование — 4,2%; в США на 2020–2022 годы на обязательные расходы по здравоохранению предусмотрено 10,1% ВВП ежегодно; во Франции в 2020 году на здравоохранение заложено 8% ВВП, на образование — 4,7%.

Экономическое прогнозирование при высокой волатильности то еще занятие. Когда разрабатывалась и писалась концепция, ее заказчики и авторы еще не опохмелились после высоких цен на нефть и активного инвестиционного цикла экономики России, который длился с начала нулевых и кончился с крахом Lehman Brothers. До 2008 года экономика росла в среднем на 7% в год. Проблема оказалась в том, что власть не поняла, что начавшийся в 2008 году кризис в 2009-м не закончился и что в мире наступила эра новой экономики, той самой постиндустриальной, которую надо было строить в стране и из которой в России на сегодня лишь освоили монетизацию картинок в Инстаграме да сделали из smm главную движущую силу прогресса и экономического роста.
Мы не увеличили долю среднего класса в стране, но у нас появился новый класс — креативный, состоящий из блогеров, коучей и гуру фитнеса.
До 2008 года активно росли частный бизнес и частные инвестиции. После этого инвестиции росли исключительно за счет госсектора. Теперь у нас национальные программы вместо институциональных экономических реформ, направленных на развитие экономического роста.
Россия не смогла преодолеть структурные ограничения, не создала не только самой инфраструктуры, но даже и предпосылок для ее создания. Пока власть выдувала мыльные пузыри олимпийских мегапроектов и создания условий для проведения мундиаля 2018 года, отток капитала, формируемого из откатов, соразмерных бюджетам самих проектов, увеличился в разы. Рост коррупции — не измеряемый показатель, но пример масштаба дела полковника Захарченко и Арашуковых лучше всякой статистики.
Все течет, и все меняется, а стратегия, она у нас одна и неизменна, как планы партии, партии власти, партии «Единая Россия». И, по большому счету, это основная проблема. План пишется для того, чтобы его исполнять. Когда идет живая работа, всегда происходят какие-то изменения во внешней среде, в регуляторной деятельности, в мировой конъюнктуре, которые предусматривают необходимую коррекцию принятой стратегии. У нас же план пишется для того, чтобы он был. Написали — забыли. Напомнят лет через пять или десять, достанем, откроем, выясним, что «все плохо», и начнем придумывать новый план. Ничем иным расхождение между желаемыми 6% и фактическими 1-2% роста это не объяснить.