В этом году мы отмечали 150 лет со времени отмены крепостного права на Руси, а в следующем году у нас будет 90 лет нэпа. Если бы можно было совместить эти две исторические даты и постараться сделать модель, которая освобождает нашего работника от оков, которые нам остались от социалистической экономики…
В Комитете по труду и социальным вопросам, который я возглавляю, мы много раз обсуждали вопрос, что сдерживает развитие инновационной экономики, и пришли к выводу, что вся система трудовых отношений, я имею в виду Трудовой кодекс и с ним законодательство, а именно социальное страхование, Закон о занятости и пенсионное обеспечение, – все это является серьезным сдерживающим фактором к созданию свободного инновационного рынка.Собрав в комитете небольшую группу специалистов, которые довольно консервативны по отношению к изменению трудового законодательства, мы приняли нелегкое для себя решение попытаться написать Трудовой кодекс, что называется, с нуля, не внося каких-то поправок в действующий КЗОТ.
Если посмотреть на наш Трудовой кодекс в настоящий момент, то он на 90% повторяет КЗОТ 1971 года. Принятие этого КЗОТа было объяснено постсталинским эффектом, когда экономика заставляла население очень бурно перемещаться по стране. Основная задача заключалась в закреплении основных работников на предприятии. Именно поэтому там было закреплено много ограничительных мер, по которым было тяжело увольняться с предприятия и переходить на другое предприятие. В некотором смысле почти все эти постулаты перешли в наш российский Трудовой кодекс.
Инновационная экономика предполагает свободу личности и право выбора. Излишние ограничения и мнимая защищенность имеют не только положительную сторону, но и отрицательную. Классический пример – защищенность женщины-матери. Я абсолютно за то, чтобы женщина-мать была защищена, но некоторые нормы являются излишними. Все вы прекрасно знаете, что устроиться женщине на работу гораздо сложнее, чем устроиться, например, мужчине. Это не потому, что она менее конкурентна, а потому, что законодательство их часто излишне защищает во вред, собственно, гуманной цели. Это является важнейшей проблемой.
Наш Трудовой кодекс рассчитан на промышленных рабочих и защищает именно промышленного работника, определяя, что, где и как можно измерить, что он произвел. Мы, извините, живем в постиндустриальном обществе. Скажите, как измерить труд программиста, ученого или официанта? Труд официанта надо измерять по количеству чаевых? Сейчас в нашей стране половина всех работающих трудятся в сервисной экономике, а наш Трудовой кодекс не отражает именно эту часть, которая с каждым годом нарастает. Это приводит к тому, что мы консервируем наш рынок труда, в котором нет свободного притока, в том числе инновационных идей, в различные сектора экономики. Перейти из одной отрасли в другую довольно сложно. Все законодательство этому препятствует.
Интересно то, что такие диспропорции на рынке труда приводят к тому, что у нас 20% рынка труда – это невыясненные работники, непонятно, чем они занимаются. Это всего-навсего 12 млн. человек. Это равно всему трудоспособному населению Австралии. Поэтому эффект от изменения модели может быть колоссальным.
Мы часто употребляем два термина: модернизация и инновация. Я хочу остановиться на гуманистическом аспекте инноваций. Мы, как бы то собирая вместе эти понятия, то разделяя их, часто спорим о приоритетности выбора. Я их немного искусственно хочу разделить в гуманистически-экономическом аспекте. Модернизация приводит к повышению эффективности и является в чистом виде стимулирующим фактором, чисто экономическим, в основном направленным на эффективных менеджеров разного звена. Что касается инновации, то наш относительно небольшой опыт показывает, что там немного другой аспект. Там, если хотите, больше страсти. Часто бывает, что иррациональное идет вопреки всему. Задача государства – воспитать эту страсть.
Я хочу привести такой пример. Как в серфинге, когда серфер ждет и ищет большую волну. Бизнес – это серфер. Он должен не только встать на волну – он должен набрать максимальную скорость и не потерять баланс. То есть расчет между стоимостью и инвестициями. Говоря об иррациональном, я имею в виду то, что если ты хотя бы раз встал на волну, то остановиться уже не можешь, ты ищешь и ждешь новую. Умение государства посылать эти волны, стимулировать инновации и стимулировать эту иррациональную часть, которая не меряется деньгами, – это очень тонкая задача, которая, возможно, является ключевой, потому что напрямую с деньгами это не связано.
Могу привести пример с нашим проектом «Ё-мобиль». Количество интереснейших предложений, которые мы получаем каждый месяц, привело к тому, что у нас начал застопориваться основной проект. Невозможно остановиться, постоянно идут изменения. Мы пришли к выводу, что если мы будем в таком ритме продолжать, то усовершенствование автомобиля приведет к тому, что в конце 2012 года мы его не запустим. Именно поэтому мы разделили наш центр на две части: первая часть для того, чтобы запустить автомобиль, который значительно эффективнее, а вторая часть продолжает в параллель совершенствовать. То есть, запустив автомобиль, мы уже будем иметь большое количество наработок, которые можно будет в следующих моделях применять. Люди предлагают идеи не за деньги. Мы сделали внятное техническое задание. Мы предлагаем участвовать в проекте. Люди видят отдачу и постоянно несут новые идеи. Никто не говорит о деньгах. Сейчас мы пытаемся заключить договора для того, чтобы разделить интеллектуальную собственность в будущем. Процесс идет тяжело потому, что материальный аспект находится практически на последнем месте.
Инновационная экономика стимулирует лучших, а не борется с бедностью. Соединение двух составляющих: законодательного стимулирования лучших и нематериальных стимулов развития, – как мне кажется, создаст ту обстановку в нашей стране, которой сейчас не хватает. Еще раз повторю, что инновация – это качество и эффективность человеческого капитала, который позволит, по моему мнению, придать необходимый импульс, которого мы все ожидаем.