– До недавнего времени энергетика была одной из самых стабильных отраслей. Ряд обстоятельств значительно изменил ситуацию. Одно из них – авария на АЭС в Японии. Как это происшествие отразится на состоянии атомной энергетики в России?– Сильного влияния на атомную энергетику России не будет, скорее, наоборот, будет выделяться даже больше ресурсов в развитие атомной энергетики, чтобы обеспечить большую безопасность этой отрасли. Возможно, притормозится строительство атомных станций, но все равно за этим будущее.
Что касается поставок электро-энергии в Японию, у нас сейчас нет физической связи. Не так давно был озвучен проект реанимирования строительства кабеля, но это строительство займет года два минимум и в масштабах страны для энергетики в целом будет незначительно.
– А вы можете нашим читателям рассказать, что конкретно произошло в Японии?– Учитывая недостаток информации, трудно предположить, что было на самом деле. Ясно, что виной всему землетрясение и цунами. Станция сама по себе старая, и, учитывая, что землетрясение было очень сильное, конструкция просто не выдержала.
Есть две основные проблемы. Первая проблема заключается в том, что была вероятность повреждения самого реактора и утечки топлива. А вторая была связана именно с отработанным топливом: при землетрясении и цунами пострадала подводка электроэнергии к станции, в результате станция была обесточена и процесс охлаждения обработанного топлива был прерван. Суть в том, что, когда отработанное топливо выгружается из станции, его температура составляет 300°, поэтому его охлаждают в бассейне под водой. После обесточивания станции вода выкипела, а без воды урановые стержни излучают радиацию.
В какой-то степени это событие повлияет на видение ядерной энергетики в отдельных странах и в мире, но конкретно в России ситуация немного другая.
– Вы сказали, что будут выделяться дополнительные средства на безопасность. Что именно, на ваш взгляд, будет делаться в этом направлении?– У нас уже была трагедия. Прямая аналогия. У нас была авария в прошлом году на Саяно-Шушенской ГЭС. После этого начали уделять внимание мониторингу ситуации на гидростанциях. Было проведено расследование, были техкомиссии, были обследованы остальные гидростанции. Все без исключений, чтобы не повторить такое. То же самое будет проведено и тут – анализ безопасности в работе существующих ядерных станций. И в будущем будет выделяться гораздо больше денег на безопасность, поддержание существующих станций, на изучение новых технологий защиты.
Где-то, безусловно, будет какой-то социальный резонанс. К примеру, если где-то планируется построить ядерную станцию, то могут возникнуть сложности с местными жителями.
Но программа свернута не будет, тем более закрывать существующие станции никто не будет. Ведь для того, чтобы закрыть станцию, нужно уволить определенное количество людей и законсервировать ее, потратив при этом столько же денег, сколько при строительстве.
– Что сегодня происходит в законодательстве в сфере энергетики? Каких изменений вы ждете?– Очевидно, что у нас правила работы отрасли самые сложные в мире. Страна сама по себе большая, отрасль энергетики самая большая по масштабу. Плюс ко всему все ранее принятые планы были одними из самых сложных в мире: у нас много различных рынков электроэнергии, мощности, системных услуг и т.д. в рамках одного рынка.
Чтобы во всем этом разобраться, нужно быть очень большим специалистом, но таких специалистов не так много по стране. Это создает определенные проблемы для людей, которые не очень погружены в эту отрасль. Чем сложнее эта система, тем хуже ее управляемость, тем труднее определить риск ошибки.
Поэтому в первую очередь мы будем двигаться в сторону упрощения системы регулирования, в сторону простых рынков. Возможно, у нас будет в конечном итоге один какой-то товар, один рынок. Сейчас же их около пяти.
Второе. Мы будем двигаться в сторону усиления регулирования. Нужно больше контроля. Должны быть справедливые правила игры. Я надеюсь, они будут справедливыми для всех. Вроде бы это такие банальные вещи, но без этого нельзя.
Поэтому я думаю, что эти две тенденции мы и увидим в следующие несколько лет. Первый шаг пути в реформе отрасли пройден, но отрасль до конца не реформирована.
– В Хакасии недавно выступал Дмитрий Медведев. Он говорил о тарифах: о том, что они у нас самые высокие, что очень скоро это приведет к катастрофе. – Тарифы у нас порой действительно высокие. Проблемы заключаются в неэффективности работы отрасли, в ее техническом состоянии. То есть, чтобы выработать один киловатт-час энергии, в России сжигается в полтора раза больше газа, чем в Германии. Почему? Здесь много причин. Первая и, наверное, основная – это технологическая отсталость отрасли в целом. Наше оборудование уже отработало свой срок.
Во-вторых, в России до сих пор основной интерес среди тепловых станций – парогазовых установок очень мало. У нас до сих пор не работают технологии качественного сжигания угля.
В-третьих, неэффективный менеджмент. В большинстве компаний остался старый менеджмент, еще с прежних времен, и в результате у компаний нет заинтересованности повышать эту эффективность.
Что с этим делать? Наверное, с одной стороны, ограничивать, с другой стороны, стараться больше и быстрее модернизировать всю систему. Изменить технологии, внедрить стимулы. Нужно создать механизм, который бы стимулировал собственников компании в эффективном управлении, снижении издержек, модернизации оборудования, внедрении инноваций. Как это сделать? Чубайс предлагал два момента: рынок и приватизацию. Отчасти это уже реализовано. Поэтому должны быть правила игры, которые позволяют эффективному собственнику зарабатывать дополнительную прибыль. Это может быть рынок, это могут быть другие механизмы, не важно. Главное – чтобы они были.
– Кто-то говорит, что тарифы очень высокие и их нужно понижать для того, чтобы люди экономили. Медведев же говорит совсем о другом. Как здесь найти компромисс?– Знаете, очень просто. Ведь компромисс, он всегда где-то посредине.
В последние три года тарифы росли очень быстро, практически удвоились. Причиной этому – либерализация, рост газа, неэффективность. И все больше и больше потребителей начали задумываться, что электроэнергия – это все-таки товар, за него надо платить большие деньги. То есть этот процесс уже начался, но еще не достиг той точки, когда все начинают экономить.
Рынок хорош тем, что он сам находится в точке равновесия. Если цена станет слишком высока, то люди начнут экономить, потреблять меньше электроэнергии, в результате чего цена должна упасть, уравняться. Этот компромисс очень трудно найти регуляторными вещами, потому что здесь высока вероятность ошибки. Но этот компромисс можно найти рыночными механизмами.
С другой стороны, конечно, создать рынок в секторе электроэнергетики, наиболее социально значимом, вообще технологически трудно. Решаемо, но трудно. К примеру, нигде в мире нет реального рынка электроэнергетики. Здесь опять же нужен компромисс. Поэтому я думаю, что и то и другое мнения правильные.
– Не так давно Владимир Путин дал указания понизить тарифы. Упал рынок мощности. Прокомментируйте эту ситуацию.– Здесь можно выделить две причины. Основная причина – это, конечно же, инфляция. Исторически всегда, когда начинали бороться с инфляцией, всегда в первую очередь заказывали тарифы монополиям. Поэтому сразу заговорили об электроэнергетике. Вторая причина – это предвыборный период. Он всегда был очень чувствительным, и это нельзя сбрасывать со счетов.
Плюс ко всему есть ряд потребителей, для которых эти тарифы действительно очень высокие. Но это локальные потребители, поскольку тарифы на самом деле формируются достаточно сложным образом, и разбираться нужно с каждым случаем в отдельности.
Мы увидим две тенденции. Одна – это упрощение правил, вторая – это больше регуляторного вмешательства, и, как следствие этого, я думаю, ближайшие год-два мы увидим больше ограничений по росту тарифов. Это некая цена за то, что мы имеем. Выбор инфляции – это некая цена. Долгосрочное видение не изменится. Принцип, заключающийся в том, что эффективный собственник должен зарабатывать, а неэффективный умирать, – это базовый принцип, и он сохранится. А в ближайшем будущем тариф на 2011—2012 годы, наверное, может пострадать.
Есть такое понятие, как сглаживаемый тариф. Я думаю, что такое сглаживание будет произведено во всей энергетике: «сейчас мы вам дадим чуть меньше, а потом мы вам дадим чуть больше». Где-то будет точечная настройка, где-то следует действовать глобально. Но основные правила игры не изменятся.
Беседовала Алена Бацман