Биогазовые компетенции

В 2008 году руководством Белгородской области было предложено посмотреть на возможность реализации проектов, которые обеспечивают более глубокую переработку отходов производства в цикле животноводства. Речь шла о европейском опыте биогазовых технологий.

На момент начала проекта нам было понятно, что институциональная среда для проектов такого рода в России пока не сложилась. Одной из стартовых задач для нас было реализовать попытку создания такой институциональной среды на уровне региона.

Правительством Белгородской области была подготовлена концепция развития биоэнергетики и биотехнологий в Белгородской области. Это был первичный документ, декларирующий намерение правительства области развивать это направление в структуре областной экономики. Кроме того, в нем прописаны два конкретных пилотных проекта, в ходе реализации которых предполагалось найти необходимые проектные, технические, технологические, финансово-экономические и юридические решения. Нужна была финансово-экономическая модель, при которой такие проекты могли бы быть реализуемы в России с точки зрения финансового кредитора и представляли бы интерес для стратегического инвестора. Нами была сформирована структура проекта, увязавшая в единое целое вопросы инжиниринга, проектирования, согласований проектно-сметной документации, выбора и поставки оборудования, строительства, определения продуктового ряда и статей выручки, выявления и покрытия производственных и финансовых рисков, позволившая сформировать необходимый для обсуждения с инвесторами подход, при котором экономическая эффективность таких проектов была бы возможна.

Одним из указанных пилотных проектов является биогазовая станция ОАО «Региональный центр биотехнологий» в Борисовском районе Белгородской области на Стригуновском свинокомплексе, который принадлежит группе компаний «Агро-Белогорье». Проект мощностью 0,5 МВт сегодня находится в стадии пусконаладки.

– Какие параметры вы закладывали при построении схемы проекта, его структуры и что, кроме экологических задач, было отправной точкой?

– Первый вопрос, которым нужно было бы задаться, – какой длины и какой стоимости деньги нужно привлечь на реализацию таких проектов с тем, чтобы условия их предоставления были комфортны для финансового или стратегического инвестора. И второй вопрос – за счет чего будет обеспечен возврат этих денег, на кого ляжет конечная нагрузка, которая могла бы обеспечить возврат привлеченных средств, чтобы обеспечить жизнь самого проекта. На наш взгляд, заказчиками такого проекта могут быть три субъекта. Первый субъект – это сами животноводы. В этом случае мы понимаем, что стоимость всего проекта ложится на стоимость килограмма мяса. Но нагружать стоимость килограмма мяса лишними расходами неправильно. Логичным представляется вопрос, что животноводы как заказчики и инвесторы строительства биогазовых станций смогут получить при реализации проекта? Это повышение экологичности существующих производств и получение органических удобрений для связанных аграрных производств, а также обеспечение производства собственной электрической и тепловой энергией.

По первой позиции можно сказать, что в соответствии с сегодняшней нормативной базой свиной навоз является опасным веществом третьей категории и по закону за его размещение установлена плата – это бюджетный неналоговый сбор. Сегодня основная технология обеззараживания этого вещества предусматривает полугодичное его хранение с применением особых химических составов в существующих лагунах и последующее внесение в почву. Но тем не менее есть выброс метана в атмосферу, есть неприятный запах и сравнительно меньший полезный эффект для почвы, чем в случае внесения навоза, прошедшего технологический цикл биогазовой установки. Вопрос оценки эффективности технологий обеззараживания таких отходов, в том числе стоимости их внедрения и экологических санкций, дискуссионный и достаточно острый, поскольку напрямую влияет на конкурентоспособность производства. Цикл полугодичной выдержки зачастую некомфортен для дальнейшего использования отлежавшегося навоза при внесении в почву, так как есть определенные требования по календарным датам внесения, и это не всегда синхронизируется, то есть происходит перенакопление.

По второй позиции нельзя не отметить, что широкой промышленной практики использования органических удобрений, получаемых в ходе технологического процесса биогазовой станции, на сегодняшний день в России нет. Действующим хозяйствам неясна их эффективность по сравнению с минеральными. Нет сертифицированного продукта в обращении как такового. Следовательно, нет и достаточных стимулов к внедрению.

По третьей позиции аспектов два. Первый – надежность не имеющей в России широкого промышленного применения технологии выработки электрической и тепловой энергии (в особенности в зимний период). Второй – сравнительная стоимость решения задачи энергоснабжения животноводческих комплексов классическим способом (путем присоединения к существующей инфраструктуре энергетики и оплаты ресурсов) и путем строительства и эксплуатации собственной биогазовой генерации. Анализ указанных аспектов в существующих условиях заставляет делать животноводов безоговорочный выбор в пользу традиционной энергетики.

Таким образом, на сегодняшний день единственным очевидным преимуществом реализации биогазовых проектов для животноводов является повышение экологичности производства, что достаточно обременительно с точки зрения дополнительной инвестиционной нагрузки, влияющей на конкурентоспособность. Поэтому животноводы не готовы в полном объеме выступать в роли инвестзаказчиков таких проектов.

– Вы назвали трех субъектов. С животноводами мы разобрались. Кто еще двое?

– Второй возможный инвестор-заказчик – это субъект из отрасли энергетики. На сегодняшний день это прежде всего розничная генерация, поскольку объемы генерации, необходимые для квалификации на оптовом рынке, построить единовременно по данной технологии достаточно тяжело. Соответственно, кому может быть интересная розничная генерация? Субъектам электроэнергетики, присутствующим на розничном рынке конкретного региона. В силу закона – это генерирующие или сбытовые компании. На сегодняшний день розничная генерация находится в своей зачаточной стадии. Серьезных игроков нет, как правило, это сопутствующие производства либо это муниципальный заказ в коммунальной энергетике.

Теперь о третьем возможном заказчике. В силу специфики биогазовой технологии переработке поддаются не только отходы животноводства, но и бытовые органические отходы. Следовательно, заказчиком могли бы выступать предприятия сферы ЖКХ, предметом деятельности которых является очистка потребляемых ресурсов и переработка отходов (водоканалы, к примеру). Однако состояние сферы ЖКХ также не позволяет говорить сегодня о ее предприятиях как заказчиках.

– И какой же выход? В какой стадии сегодня ваш проект и тема развития биогазовых технологий в России вообще?

– У нас сложилось понимание, что проект должен быть реализуем на обособленном балансе, то есть быть самостоятельным бизнесом. Должно быть предприятие, юридическое лицо, которое могло бы реализовать инвестиционный проект на любых животноводческих комплексах. Главное, чтобы этот проект был окупаем. С учетом этого была построена бизнес- и финансовая модель, в которой принципиальным вопросом являются статьи выручки, обеспечивающие экономику проекта.

На сегодняшний день мы понимаем, что потенциально такое производство может иметь пять статей выручки. Первая – это реализация электрической энергии, вторая – реализация тепла, третья – реализация органических удобрений, четвертая – оказание услуги по утилизации опасного отхода и последнее, пятое – в зависимости от технологии, которая будет реализована, возврат на комплексы технологической воды, которая может быть получена при переработке субстрата.

Сегодня по каждой статье выручки мы имеем, по сути, институциональные проблемы, связанные с тем, что реализация товаров продуктовой линейки находится под риском в рамках нашей финансовой модели.

Если мы говорим об электрической энергии, то это тариф. В идеале он должен быть конкурентен предложению сбытовых компаний, которое сегодня имеют животноводы. Но тогда экономика проекта не складывается, прежде всего с точки зрения доступности денег. Ни о каком сроке в периоде до десяти лет дисконтированной окупаемости речь идти не может. Это около двадцати лет. Соответственно, такие проекты в России на сегодняшний день совершенно не кредитуемы ни стратегическими инвесторами, ни уж тем более финансовыми.

По реализации тепла вопрос более тяжелый. Потери иные, объем выработки другой, есть собственное потребление тепла на процесс, поэтому для нас ясным потребителем этого продукта может быть сам свинокомплекс. Но мы имеем дело с уже существующей инфраструктурой работающего свинокомплекса и существующими технологическими решениями. И как правило, обогрев комплексов устроен через тепловые пушки. Мы можем выдавать тепло в паре. Соответственно, свинокомплексы надо переоборудовать. Тянуть трубопровод и переделывать систему отопления, устанавливать радиаторы. По нашим подсчетам, это 5–6 млн. рублей инвестиций владельца свинокомплекса, а они не готовы это обсуждать.

Следующий вопрос – производство органических удобрений. Что такое органическое удобрение, которое получается в цикле биогазового производства? На сегодняшний день сертифицированного и прошедшего в достаточном объеме полевые испытания ответа нет. Поэтому нет рынка обращения таких удобрений, и, соответственно, непонятна цена. Оценивать ситуацию с точки зрения производства – это один подход, с точки зрения воздействия на землю – другой. Сегодня долгосрочные последствия воздействия на землю аграриев интересуют сравнительно мало: во главе угла экономика. В долгосрочной перспективе – это задача государственная. Вопрос стимулирования ввода в оборот органического удобрения должен решаться не только с точки зрения эффективности его как удобрения, но и с точки зрения долгосрочных последствий воздействия на землю.

Следующее – это оплата за переработку и утилизацию. На сегодняшний день нормативные требования об оплате бюджетного неналогового сбора установлены. Эффективность существующих технологий, на наш взгляд, обсуждаема. Если будет принято более жесткое решение контролировать работу с отходами производств и будет отлажен механизм администрирования соответствующих сборов, экономика таких проектов может быть скорректирована в лучшую сторону.

Ну и последний момент – это вода. Здесь все более или менее просто: есть плата за пользование природными ресурсами, которую сегодня вносят животноводческие комплексы. Если мы готовы возвращать им воду обратно в цикл по более низкой цене, то они готовы это принимать. Но здесь вопрос стоит более остро для нас, поскольку технология очистки воды пока достаточно дорога и в инвестиционной, и в эксплуатационной части.

– Из всего, что вы рассказали, складывается такая картинка. Сначала был заинтересованный заказчик в лице администрации…

– Это, скорее, социальный заказчик.

– Пусть так, но у этого заказчика была некая внятная проблема с накапливающимися отходами животноводства, отрасли, находящейся в стадии роста и с хорошей перспективой развития. Все плюсы от реализации проекта, технические или институциональные, они все очевидны. Государство выступает заказчиком…

– Но денег не дает.

– Не дает денег. Но опять же в лице областной администрации это государство сделало какие-то шаги навстречу вам в плане регулирования местного законодательства. С ваших слов получается, что проблемы с утилизацией отходов при сегодняшнем уровне контроля за этим со стороны того же государства есть, но критичными для животноводов они не являются. Госконтроль так или иначе в части неналоговых сборов мягче, чего не скажешь о тарифах на электроэнергию и тепло. Опять же платят они за лампочку и вкладывают тариф в себестоимость. Зачем им об этом думать, если отдельного бизнеса без федерального регулирования в тарифах, производимых альтернативными генераторами, не построить? Чтобы производимую электрическую энергию вы могли поставить в сеть, вам нужен другой тариф.

– Совершенно верно. Полный комплекс решений нам в рамках статьи не обсудить, но есть 35-й Федеральный закон «Об электроэнергетике», где прописано право юридического лица, которое прошло процедуру квалификации как альтернативный генератор, поставлять эту электрическую энергию на потери в сетях. И это должно осуществляться по особому тарифу, методика установления которого не разработана до настоящего времени. Сама конструкция пока больше декларативная: да, есть такое право, но нет корреспондирующего обязательства у сетей эту энергию покупать.

Сети – это естественная монополия, у нее помимо возможности купить дорогую электроэнергию у альтернативного генератора еще есть возможность купить недорогую энергию у независимого сбыта или гарантирующего поставщика (ГП). Мы проанализировали эту возможность и поняли, что независимо от наших обращений и желаний поставить электроэнергию корреспондирующего обязательства у сетей нет, нет судебной практики, и поэтому это существенный риск.

Второй вопрос в том, что структура региональных розничных рынков не везде одинакова, поэтому стоит предусмотреть еще один механизм, который позволял бы реализовывать эту электроэнергию именно на розничном рынке и не только сетям, но и ГП или независимым сбытовым компаниям. На наш взгляд, возможно внести изменения в расчет средневзвешенной цены ГП, где учитывалось бы приобретение дорогой альтернативной электроэнергии на розничном рынке. Величина же «зеленого» тарифа должна устанавливаться на региональном уровне, поскольку рынок региональный, а последствия внедрения, к примеру, биогазовых технологий затрагивают не только энергетические, но и экологические и агропромышленные вопросы.

Задача региональной власти – спланировать объем альтернативной выработки с учетом всех аспектов развития региона и баланса социально-экономических последствий внедрения в экономику региона, в нашем случае биогазовой генерации, таким образом, чтобы сохранить баланс интересов всех субъектов энергетики, а также чтобы это не было существенно ощутимо для всех групп потребителей. Здесь нужно предусматривать несколько вариантов – не только сети, но и сбыт, в зависимости от структуры розничного рынка электроэнергетики конкретного региона. Посчитали совместно с правительством области объем дорогой альтернативной выработки, которую может себе позволить экономика региона, чтобы не было конечного существенного удорожания для любой из групп потребителей. Вышли на 10 МВт, при этом еще есть резерв. Но с другой стороны, регион всерьез решает другую социальную задачу, имеющуюся здесь в силу ускоренного развития животноводства. Такой баланс может быть определен только на региональном уровне.

– Я много поездил по центральной части России, где черноземные поля уходят за горизонт и похожи на бильярдные столы: Курск, Белгород, Орел, Тула. Я неплохо знаю Поволжье и знаю, что пензенский губернатор активно развивает свиноводство в области…

– Совершенно верно. В Пензе похожая ситуация. И сегодня белгородский подход в регионах вызывает интерес.

Вопрос в доступности финансов на такие проекты и условиях, в которых проекты будут реализовываться. Институциональные риски, которые я озвучил, когда оговаривал статьи выручки, сегодня никакой финансовый институт не готов принять. Поэтому мы общаемся с возможными стратегическими инвесторами. Точнее, пытаемся понять, кто им может быть. Вы, наверное, знаете, что Российским энергетическим агентством, «Интер РАО ЕЭС» и Китайской биоэнергетической корпорацией подписан меморандум о создании Российской биоэнергетической корпорации. Ну так ей нужно будет работать, ей нужны проработанные проекты.

– Почему со стороны крупного бизнеса там «Интер РАО»? Потому что государство заинтересовано в конечном итоге?

– Думаю, да. Потому что это межгосударственные отношения, и «Интер РАО» – это бизнес государственный и отраслевой. У них есть система сбытовых компаний, в рамках экономики которых можно сбалансировать предложенный нами подход. Тот самый идеальный вариант, когда есть какой-то крупный стратегический игрок, который является владельцем сбытов, зона присутствия которого – аграрный регион или регион, имеющий иной биоэнергетический потенциал.

– Все, что вы сейчас перечислили, есть: и сбыт сильный есть, и область за, и вы далеко продвинулись в своих исследованиях и уже приблизительно представляете, как строить отношения по инвестициям. Вы видите те риски, которые есть, и знаете, какие моменты могут быть урегулированы, хотя бы те же самые сбыты в части потребления электроэнергии. Пусть вопросы по выручке находятся в стадии исследования, они доработаются, и все в конечном итоге прикрутится. Если в Германии, во Франции это работает…

– В Белгородской модели это могло бы быть лучше, чем во Франции и в Германии.

– Понятно. Все хорошо. Ну а…

– Вопрос по деньгам. У нас пилотный проект БГС «Байцуры» сделан, он сейчас выйдет на проектную мощность. Но есть проблема международной контрактации, поскольку это рынок европейский, в России поставщики не работали, им тяжело пока понять правила и условия работы в стране. Поэтому есть риски, прежде всего ценовые исполнения контрактов, и риски срочные. Мы достаточно глубоко и квалифицированно понимаем структуру немецкого, австрийского рынка поставщиков этих решений, оборудования, кто является прямым поставщиком, кто посредник, кто инженер, кто производитель оборудования. Теперь продать проект «под ключ» с удорожанием в 50% не получится. Мы посмотрели, сколько это стоит. Мы понимаем, как строить взаимоотношения с животноводами, у нас даже есть подписанное соглашение о сотрудничестве, и мы оговорили основные интересы, кто как работает. У нас сегодня есть данные по 15 объектам, на которых уже можно начать работать по новым площадкам. Есть посчитанная финансовая модель на всю программу в 10 МВт. Наша программа является частью государственной программы энергоэффективности и энергосбережения правительства Белгородской области. Мы в соответствии с программным областным документом должны построить в течение пяти лет
10 МВт биогазовой генерации.

Вопрос по рискам. Финансовый инвестор сегодня взять на себя эти риски не готов. Поэтому сегодня мы общаемся с инвесторами стратегическими: это должен быть какой-то крупный игрок, который в идеале имеет свой сбыт, отраслевой игрок. Но никто не говорит, что это только Белгородская область, то есть сейчас возможно обсуждение и других регионов. Сегодня мы также общаемся с государственными учреждениями, от которых, на наш взгляд, формирование отрасли зависит – например, РЭА. На сессии ТЭК-2011, посвященной альтернативной энергетике, мне удалось выступить, и в целом доклад был поддержан.

Мнение таково, что среди видов ВИЭ в России наибольшие перспективы есть именно у биогаза. Именно синергетические свойства этих проектов, что мы с вами обсудили, и потребность в них при реализации проектов развития сельских территорий формируют для руководства страны в целом актуальность этой технологии. Поэтому они будут внедряться. Вопрос только в сроках.