Бугуруслан. Будущее уже было

Я родился, рос и живу в Бугуруслане. Отлучался ненадолго из города за образованием в Санкт-Петербург. Было это в то время, когда этот город назывался еще Ленинград....

Детство мое было невероятно счастливым. Таким же мне казался город, в котором я жил, разрываясь между 3-й улицей Красина, где жила моя бабушка, и Зоопарком, где гонял в футбол с моими школьными товарищами.
Город был разделен на районы, время от времени бившиеся меж собой с крайним ожесточением. В дело шли заборные колья и мотоциклетные цепи. Но я в тот момент был ещё слишком юн и в драках участия не принимал. 3-я Красина относилась к Пятнахе, району города, которое получил свою идентификацию из-за Пятнадцатого магазина – главной достопримечательности и центра вселенной местных обитателей. В нём какое-то время работала и моя бабушка.


Я понятия не имел, кто такой Красин и почему в его честь было названо три улицы в моем городе, но у меня были некоторые предположения, почему район Бугуруслана получил название Зоопарк. Вы же не подумали, что в маленьком захолустном городке имелся собственный зоопарк? Скорее всего, думал я, этот район так назвали из-за специфического расположения домов, где его жители томились в своих тесных хрущевских клетушках. Такой вариант казался мне в те годы самым правдоподобным. Это уже много лет спустя я придумал себе другой – более романтичный. На него меня натолкнули люди с гитарами куйбышевской фабрики, вечерами распевавшие песни в одной из двух беседок большого двора. Я решил, что большая любовь к творчеству Майка Науменко однажды вдохновила местных ребят назвать район Зоопарком.
Детские годы пролетели незаметно. Промчались куда быстрее «кукурузников», бороздивших родное бугурусланское небо. Врожденный страх высоты не позволил мне стать курсантом местного летного училища, но я решил стать небесным механиком и уехал учиться на берега Невы.

Вернулся домой в 96-м. Шли девяностые, когда по всей стране все менялось: закрывались большие заводы, экономика, говорили из телевизора, перестраивалась, а на кухнях говорили, что она рушилась. В Бугуруслане почти ничего не изменилось. Все так же довольно большая часть трудоспособного населения была так или иначе связана с заводом «Радиатор», где в лучшие его годы работало порядка двух с половиной тысяч человек. Была на тот момент в городе и мебельная фабрика, и, вполне возможно, еще как-то пыталась существовать швейная. Чего уже точно не было, так это пивзавода. Почему-то именно пивзавод успели закрыть. Старожилы то и дело поминали заводик, говоря, что пиво там варили вкусное. Правда, когда я вернулся, не работал уже и завод «Базальт», в своё время выпускавший кварцевые резонаторы.
С тех пор прошла вечность. Градообразующий «Радиатор» разорили и обанкротили. Вот только за последние пару лет его цеха неожиданно принимались гореть несколько раз, поначалу пугая жителей клубами черного дыма, а позже вызывая у них истерическое веселье. Сгорели и старинные деревянные пакгаузы у железнодорожного вокзала. Весь город любовался потом неприлично красивыми снимками пожара, сделанными с дрона каким-то инициативным любителем. По кирпичикам разобран их же производивший завод.


Из прошлого у нас остались лишь дороги. Мы по-прежнему утопаем по колено в жирной грязи богатого черноземом Поволжья. Разбиваем свои машины на ямах, каждую весну прорастающих повсюду как грибы, когда тающий лед слизывает с них остатки асфальта.

И когда наше возмущение начинает больше походить на отчаяние, кто-то там, на самом верху, смахивает нам с барского стола драгоценные крошки благоустройства, которые напоминают ямочный ремонт и издевательство одновременно. Вовсю идет реконструкция местного парка: Ильич заново покрашен и водружен на обновленный постамент, а рядом с ним появился бюст Николая Рычкова – председателя Бугурусланской уездной земской управы. Любимый Зоопарк облагорожен детскими площадками и новыми беседками. Сплошной урбанизм, будь он неладен.