Свой взгляд на государственный вопрос.

В разговоре с Андреем Липатовым, генеральным директором холдинга «Теплоком», исходя из общепринятого, что сколько людей, столько и мнений, мы сошлись на том, что в отношении теплоэнергетики России наиболее распространены две точки зрения. Сегодняшняя полемика ведется вокруг того, что одни говорят: теплоэнергетика – это запущенная отрасль, на которую не обращают внимания. Другие возражают, что еще совсем недавно, в годы СССР, теплоэнергетика была не менее значимой отраслью, чем та же электроэнергетика, и это был настоящий государственный интерес и вопрос государственного масштаба.

Мой собеседник – один из тех, кто много и хорошо учился на Западе, после чего вернулся в Россию и теперь получает предложения уехать работать в Европу. Но Липатов хочет работать в России, потому что считает, что здесь есть что делать.

– Мировой лидер и эксперт в области интеллектуального учета и сетей французская компания Itron, чья продукция экспортируются более чем в 90 стран мира, в своем исследовании говорит, что 64% всех теплоэнергетических ресурсов мира сконцентрированы в Российской Федерации. Именно Российской Федерации в тех ее границах, в которых она сейчас существует.

Липатов напоминает Верещагина из «Белого солнца пустыни»: в его словах о теплоэнергетике нет-нет да и звучит «за державу обидно»…

– Большая часть мирового рынка. Исходя из этого, следует понимать, что объем задачи по решению проблем тепло-энергетики сегодня, скорее всего, не решаем существующими в стране ресурсами. Я имею в виду интеллектуальные и финансовые ресурсы и даже чисто рабочую силу и квалификацию персонала, который способен участвовать в реновации отрасли…

– Андрей Алексеевич, на мой взгляд, при существующей институциальной и законодательной базе, 261-м и 190-м ФЗ, деньги и кадровые проблемы в теплоэнергетике выглядят техническими вопросами.

– И да и нет, если помнить о масштабах отрасли и требуемых для ее реновации и модернизации инвестициях и субсидиях. Кадровый дефицит теплоэнергетики я могу измерить разве что как «пол-Китая». Кроме этих проблем я бы назвал еще как минимум три причины сегодняшнего состояния теплоэнергетического комплекса России.

Причина первая в том, что на сегодняшний день не существует единой политики развития теплоэнергетики в России.

190-й ФЗ выполняет лишь регулятивную функцию между потребителями и сетями, и это не есть суть стратегии. В классическом понимании стратегия должна отвечать на пять вопросов, а не на один. Это: что мы делаем, где мы делаем, как мы делаем, какими силами и при помощи каких технологий мы это делаем?


Закон о теплоэнергетике в том виде, как он был принят, еще и потому не дает ответа на вопрос, как в идеале должно выглядеть управление в секторе, потому что при его разработке и принятии не учитывалось сегодняшнее состояние комплекса. Когда я говорю «состояние», то речь идет не только и не столько о количестве и качестве котельных, сетей и подключений, но еще, допустим, и о структуре владения – второй важной причине сегодняшнего положения дел в отрасли.

Почему важно рассматривать структуру владения? Она, с точки зрения бизнеса, определяет приоритет интересов. Тот, кто владеет чем бы то ни было, решение вопросов, связанных со своей собственностью, имеет в приоритете по отношению к любым другим. И вот сегодня структура владения тем, что мы называем теплоэнергетическим комплексом, страшна, страшна желанием владеть только источниками тепла как самой рентабельной частью теплоэнергетического комплекса. Если перейти от общего к частному, то можно посмотреть на это как на тренд: владение источниками тепла и невладение при этом сетями на примере Санкт-Петербурга, где «Петербургтеплоэнерго» сегодня берет в аренду, насколько я знаю, часть котельных, которые принадлежали ГУП ТЭКу. При этом арендатор испытывает естественное желание оставить сети городу, потому что сети – это неизбежный расход, а котельные – неизбежный баланс между расходом и доходом.

Такая же картинка складывается по всей России. Владеть источником тепла намного комфортнее, нежели владеть сетями и находиться постоянно посредине, между генерацией, которая говорит: «Я отпустила столько тепла, сколько и обещала», и потребителем, который говорит: «Я не получил даже сколько хотел, даже минимума от того, что мне нужно было». Кто виноват? И в итоге виноват тот, кто посредине, тот, кто передал. Вы во Владивостоке передали цветы получателю в Москве, а в том, что цветы завяли, виноват поезд, который шел до столицы строго по расписанию шесть дней. Сегодня именно такая картинка существует у нас в теплоэнергетическом комплексе.

– Андрей Алексеевич, вы назвали две причины состояния и положения дел в нашей теплоэнергетике: отсутствие стратегии развития и систему владения. А что за третья причина?

– Наши потребители, абоненты, сособственники, которые не осознали себя таковыми в полной и надлежащей мере.

– И что со всем этим делать?

– На мой взгляд, сейчас необходимо, прежде всего, сконцентрироваться на потребителях, дабы воспитать из них надлежащих собственников. В первую очередь на них. Именно они – большая часть сегодняшней проблемы, решение которой как приоритетного вопроса даст значительный импульс развития отрасли или, если угодно, ее оздоровления. Я вижу это так: абоненты, которые до сих пор ментально не стали собственниками своих помещений, де-юре имеют регистрацию права собственности, а де-факто нередко даже не понимают, что означает содержание собственного имущества, сколько это должно стоить, почему они должны за это платить и нужно ли им было становиться собственниками.

Какие бы мы сегодня деньги ни инвестировали, мы до сих пор не знаем, будет ли реальный эффект от этих инвестиций по отношению к потребителю. Если вы спросите обычного потребителя, что такое ТГК, то он скажет, что это нечто большое с крутым названием и что там наверняка много бабок. Но он точно не скажет, что это компания, которая обладает сетью генерирующих предприятий.

Что потребителю по-настоящему нужно? Ему нужно комфортное проживание в его доме. Теплый дом с холодной и горячей водой. А что надо нам, участникам рынка, от потребителя? Потребитель должен понять, что он должен сделать в первую очередь, чтобы жить в этих комфортных условиях. Он должен понять, что в соответствии с законодательством как собственник несет бремя содержания имущества. А что входит в это понятие? Складываем матрешку: это не только красить стены и белить потолок в подъезде, ребята, это содержать инфраструктуру собственного дома. Если дачный домик у вас треснул, что вы делаете? Вы идете и чините его. Так же и с домом, в котором вы живете. Если вашему дому нужен ремонт, не надо бежать в ЖЭКи, ДЭЗы, РЭКи и прочие аббревиатуры. Здесь нужны другие три буквы: ТСЖ. Собраться и решить самим, сколько надо собрать денег на ремонт и кому доверить эти деньги?

Концентрируясь сегодня на потребителе, мы должны донести до него, и он должен осознать то, что именно он несет бремя содержания собственного имущества. На этом должны быть сегодня сконцентрированы все усилия государства. Чем быстрее мы это поймем и начнем что-то для этого делать, тем быстрее появится отсутствующая сегодня как факт отраслевая стратегия. Это позволит всем нам, участникам рынка и государству в первую очередь, поменять инвестиционную политику.

Сегодня инициаторами любой инвестпрограммы, как вы думаете, кто выступает? Правильно, компании. Где вы видели, чтобы ТСЖ или управляющая компания (УК) сами инициировали бы приоритетность инвестиций в сети либо в генерацию? Воспитание истинных собственников должно позволить создать новую, правильную систему определения приоритетности инвестиций. Чтобы люди, те самые абоненты, потребители, те, ради кого, собственно, и работают компании, сами определяли, куда необходимо в первую очередь потратить ту или иную федеральную или субъекта Федерации субсидию. Я догадываюсь, о чем вы думаете: похоже на помешательство, да?

– Такой формы субсидии не существует.

– Да. Поэтому я и говорю, что потребители – это именно то, на что надо обратить внимание власть имущих людей. Я говорил, что кто владеет чем-то, тот и отстаивает свой собственный интерес. Раз владельцы генерации являются интересантами в развитии собственного бизнеса, они никогда не поставят себе приоритетом конечного абонента. При этом вся наша государственная программа якобы ориентирована на потребителя, на абонента, на человека и улучшение качества его жизни.

А этот человек, наш потребитель, как сидел, так и сидит в своей квартире, и для него ничего не изменилось, и для него никаких улучшений не произошло от того, что ТГК или какие-то другие три буквы получили от государства инвестиционные деньги. Возьмите отчет любой крупной генерирующей компании о выполнении ее инвестпрограммы и дайте этот отчет почитать потребителю, который живет в зоне расположения тех ТГК или ОГК. Почитает потребитель эти цифры с девятью нулями, а домой придет и включит в сеть еще один электрический обогреватель, потому что прохладно. Другими словами, потребитель этой инвестиции даже не видит, не ощущает ее результата.

Тут опять стоит вспомнить о приоритете интересов владельцев, том интересе, который стоит выше всех других, – личном интересе. Естественно, что и приоритет использования денежных средств тоже стоит в интересах владельца, а не в интересах потребителя. Если я владелец генерирующей компании, то я субсидию распределю так, как это стоит в моих приоритетах. Несмотря на то что генерирующая компания декларирует, что думает о конечном потребителе, как правило, субсидия тратится на мазут, нефть, газ, на котлы, на модернизацию хранилищ, на заплатки на трубах… Ничего системного при этом не происходит, ничего главного не меняется.

– Андрей Алексеевич, все, о чем мы с вами говорим, так или иначе лежит в области решений государства, будь то стратегия развития отрасли, законодательство, субсидии, инвестиционная политика, воспитание собственников и структура владения. Что вы как генеральный директор крупной частной компании, как бизнесмен и управленец думаете о позиции бизнеса и его участии сегодня на этой платформе в развитии теплоэнергетического комплекса?

– Я не нахожу противоречий в таком развитии нашего разговора о теплоэнергетике России. Государство играет главную роль в энергетике страны. Другое дело, что холдинг «Теплоком» никогда и ни разу не попросил ни одной субсидии у государства. Просто не попросил. Мы не обращались ни к одному органу, не просили: помогите нам чем бы то ни было. Зачем? Мы профессионалы на рынке, и мы сами разработали новый инструмент, который предлагаем всем участникам, спрашивая у государства лишь возможности этим инструментом воспользоваться. Мы детально и досконально прорабатываем механизм взаимодействия и прогнозируем результат, ведем переговоры и консультации, привлекаем и предлагаем взаимовыгодное партнерство широкому кругу крупнейших финансовых институтов страны. Могу даже назвать один из них – это Сбербанк России. Да, как ни странно, самый тяжеловесный и консервативный финансовый институт страны рассматривает проект по созданию совместной с холдингом «Теплоком» компании, которая будет заниматься финансированием программ по энергосбережению.

Сегодня мы в этом проекте как партнеры пытаемся соединить финансовую компетенцию Сбербанка с технологиями и менеджерскими усилиями «Теплокома». Эти три вещи определяют видение бизнеса и позволят успешно функционировать финансовой компании нового типа. Строя эту компанию, по сути, мы уже находимся на стадии изменения не столько принятых в отрасли схем финансирования, сколько изменения самой финансовой системы в этом бизнесе, в нашем бизнесе. Вот в таком подходе к делу лучше всего становятся понятны наша позиция и наше участие в развитии теплоэнергетического комплекса страны.

– Сильное заявление об изменении финансовой системы.

– Мы говорим о том, что банки, лизинговые, факторинговые и прочие компании не способны сегодня организовать финансирование проектов в области энергосбережения, проектов повышения энергоэффективности в теплоэнергетике.

Мое мнение, что те компании, которые выходят сегодня на рынок со стандартным продуктом кредитования или организации финансирования с обременением участников рынка энергосбережения, обречены на провал.
Скажу так: ни один банк сегодня не видит риски так, как видим их мы как профессионалы. Банк видит нормальные, с его точки зрения, риски, с точки зрения регламентирующих его деятельность нормативов. Банк получает документы и говорит: компания убыточная. А я говорю: ребята, эта компания не убыточная, баланс этой компании убыточен – да, но сама компания, ее бизнес, состоит из группы компаний, которые являются сервисными для компании, чьи документы вы получили. И если вы все это окинете трезвым взглядом, то увидите, почему собственник этой компании счастлив и успешен. Хорошо, говорит банк. Тогда нам нужно поручительство, гарантии всех этих компаний. Мы говорим, что российская действительность такова, что собственник не хочет показывать все компании, которые являются рядом стоящими с этой компанией. Банк говорит, что тогда он не может организовать финансирование.

Мы готовы привлечь банк как финансовый институт, соединить его с клиентами, участниками рынка и помочь технологией. Мы внедряем и организуем реализацию нашего продукта, поддерживаем его работоспособность, а банк как финансирующая компания контролирует возвратность денежных средств, в том числе от эффекта, получаемого от внедрения энерго-сберегающих технологий. Вот эта модель пока не принята теми компаниями, которые пытаются выйти на российский рынок со стандартным продуктом. Сбербанк России понял и принял нашу модель. На сегодня мы хорошо продвигаемся к готовности самой компании, которая, я уверен, должна родиться до конца первого квартала. Это будет финансирующая компания, совместное предприятие Сбербанка и холдинга «Теплоком», в задачи которого входит организация финансирования энергосберегающих мероприятий с обременением.

Вот так мы как бизнес влияем на изменение, по сути, структуры финансового рынка России – в части теплоэнергетики, конечно.

– Андрей Алексеевич, вы несколько раз произнесли слова «профессионалы» и «участники рынка». А что вы назовете критериями такой оценки? И что вы думаете об энергоменеджменте в этой связи?

– Чтобы быть участником рынка энергосбережения, нужно обладать как общими, так и специализированными знаниями в отрасли как минимум. Если мы работаем сегодня на рынке энергосбережения и пытаемся что-то изменить в энергетике, то менеджмент – именно люди, которые работают в этой отрасли, – должны обладать специфическими знаниями. Энергоменеджмент – совокупность знаний, принципов, средств и форм управления энергосбережением, использование которых позволяет снижать энергозатраты. Порядок создания, поддержания системы энергоменеджмента устанавливается международным стандартом. Кстати, «Теплоком» сертифицируется по энергоменеджменту. Весь топ-менеджмент холдинга «Теплоком» прошел обучение, и все имеют соответствующие свидетельства. Но у энергоменеджмента, на мой взгляд, есть еще одна задача, я бы сказал сверхзадача, с точки зрения государства, – выбрать профессиональных участников рынка, тех, кто заинтересован в развитии рынка энергосбережения. Если энергосбережение и энергоэффективность – это федеральная кампания, государственная сфера интересов, то государство это должно сделать. Государству надо составить стратегическую карту и на ней определить зоны, в которых оно помогает бизнесу, помогает людям, потребителям, тем самым собственникам, о которых мы говорили, и помогает тем самым самому себе. На самом деле, если мы говорим о государственной компании, то все, что касается энергопотребления, должно быть подкреплено государством пропагандой энергосбережения, которая должна в первую очередь проходить через институты знаний – учебные учреждения. Воспитание в людях культуры потребления энергоресурсов, воспитание в каждом потребителе энергоменеджера должно идти от детсада, школы или вуза. Если вы чувствуете, что эта программа серьезно и надолго, хотите, ни много ни мало, изменить сознание людей, тогда должна появиться идеология, и она должна воспитываться – это обязательно.
Давайте с детсада – это тоже хорошо – начнем внедрять или пропагандировать экономное пользование ресурсами. Когда это даст эффект? Минимум через 15 лет. Ну и что? Это ж федеральная программа. Это же наши граждане и наши будущие потребители. Вот мы прошли обучение: всякие холдинги, компании и прочие работающие в этой отрасли… Государству помогать нам? А вы знаете, как нам помогать? Мы сами заинтересованы в том, чтобы это было. Сегодня пропаганда энергосбережения и воспитание потребителя просто должны стать в каждой компании частью маркетинговой программы по популяризации экономного расходования энергоресурсов, потому что эта маркетинговая программа и программа продвижения влекут за собой увеличение спроса на нашу продукцию. Поэтому это логично. Компании нашей отрасли должны объединяться и самостоятельно инвестировать или расходовать средства на популяризацию этой темы без государства.

– Замечательно, мы опять вернулись к государству.

– А куда же без него?

– Но если вас же цитировать, то ваша зона ответственности – потребитель, третье звено в цепочке из крупной генерации с многомиллионными инвестпрограммами и дырявыми государственными сетями. Вы придумали для своего интересанта финансовую схему, у государства ничего не берете, идете, воспитываете: экономь, больше покупай наших приборов, пропагандируете поквартирный учет. А я все время хочу задать вопрос и понять, почему, на ваш взгляд, государство, которое придумало замечательную красивую национальную программу, по прошествии трех лет со вступления в силу федерального закона, столь неуклюже и непрофессионально работает в этом направлении? Из этой программы вырос новый вид бизнеса, новая отрасль, с одним из лидеров которой я говорю, а государство...

– Тут надо бы экскурс. Есть хорошая книга Давида Мосса «Макроэкономика», где он много пишет об ожиданиях. Ожидания в нашем случае – это когда мы собираемся реализовывать глобальную программу и обязаны задуматься: а способны ли все участники программы быть инвесторами? Является ли сегодня эта программа витальной для этих участников? Жизненно важной?

Когда государство реализует какие-то национальные проекты, на которые у него есть собственные источники, когда государство знает, что в бюджете достаточно средств это организовать и оно за все заплатит, – это одна картина. А когда государство создает программу, за которую часть должны заплатить потребители, – это картина другая. Помните, когда принимался 261-й ФЗ, все говорили: этот закон нацелен на применение собственных схем финансирования, речь не идет о государственном бюджете. Государство сделало программу и говорит: ребята, ищите схемы финансирования сами. При этом известно, что все схемы финансирования работают на источнике возвратности. Это естественно, но в случае с 261-м ФЗ неочевидно. Найти деньги на финансирование не вопрос, вопрос – получить деньги обратно.

Построив такую схему финансирования, государство превратило всех, не только компании, но и потребителей в участников рынка и хотело при этом всех заставить выступить инвесторами программы энергоэффективности в РФ.

Помните собственника, про которого я говорил? Так вот, получается, что потребитель – основной плательщик по той схеме, которую разработало государство для финансирования программы энергосбережения. И оно, государство, говорит: давай реализуем все мною придуманное. А потребитель говорит: так это часть моего дохода, я должен часть моего дохода потратить на то, чтобы реализовать государственную программу?! Мы столкнулись с тем, что в экономике называется «семейный доход». Он не был оценен при разработке программы. Насколько инвестиционно способны сегодня наши семьи? И какой процент от своего дохода они способны реально тратить сегодня на инвестиционные программы? А с чего мы все взяли, что сегодня приоритетность инвестиций многих семей именно в области энергосбережения? С чего мы взяли, что эти проценты я, даже имея инвестиционную способность, должен потратить именно на энергосбережение? Может, у меня другие приоритеты и я хочу эти деньги потратить на инвестиции в детей?

261-й закон надо выполнять, и на это нужны деньги, которые в цепочке из муниципальных сетей, генерации и потребителя можно получить только у последнего, который сидит у себя дома и ждет, когда ему будет лучше. Все понимают: надо заключить контракт на организацию установки узлов учета энергоресурсов и системы диспетчеризации, но для этого надо получить согласие жителей – за это должны заплатить наши абоненты с низким уровнем инвестиционной способности. Вместо финансирования мы получили ожидания о возможностях жителя, каждого гражданина конкретной страны, в каком направлении он должен будет тратить свои деньги за пределами своих витальных потребностей.

Может, мы и далеко зашли, но важно разобраться в этих деталях. Программа, предусмотренная 261-м законом и Стратегией-2020, не прошла с точки зрения идеи внебюджетного финансирования, и государство, чтобы погасить этот конфликт, теперь должно за все заплатить, и государство за все заплатит.

– Простите, но то ли я потерял мысль, то ли нить разговора вывалилась из моих рук, но мне кажется, что вы не ответили на вопрос, почему по прошествии трех лет со вступления в силу федерального закона государственные программы, по большому счету, не реализуются?

– Вы просто не дали мне закончить мысль. И я немного, если позволите, перефразирую ваш вопрос таким образом: почему программы не реализуются в том виде, в котором мы хотели бы? Потому что, если бы мы изначально тратили средства на модернизацию сетей и на помощь конкретным гражданам, а не уделяли много времени и денег на инвестиции в генерацию, то в этом случае мы бы предоставили возможность гражданам воспользоваться – внимание! – государственными деньгами в финансирование программ энергосбережения собственных домов. Другими словами, я говорю о том, что государство все равно за эту программу реально заплатит.

– Это можно продолжить в логике разговора о приоритете интересов, и тогда возникнет вопрос, кто является главными интересантом программы?

– Если почитать дебаты по 261-му ФЗ, становится понятно, что основными лоббистами закона являются крупнейшие газовые компании и крупная генерация. Суть их интересов сводится к тому, чтоб сократить внутреннее потребление для обеспечения экспорта ресурсов за рубеж и возможности получения денег из внешних источников.

– Но если такие компании лоббируют такой закон, то они же в итоге реально должны нести ответственность и активно участвовать в затратах на его реализацию. Не только в затратах по лоббированию, но и в затратах по реализации программ.

– Согласен с вами, но при этом уточню, что затраты на лоббирование значительно меньше затрат на реализацию программы.

– Хорошо сказано. Получается интересная ситуация: компании, которые являлись лоббистами 261-го закона, в итоге возложили ответственность за его реализацию на потребителя и государственный бюджет. А в конечном счете снова на потребителя, потому что «чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно сначала купить что-нибудь ненужное, а у нас денег нет». Бюджет такой же. Бюджет должен будет искать источники финансирования для таких программ, и в любом случае источники должны быть в том числе и внутренними. А потом мы начинаем читать всякие предложения по увеличению налогооблагаемой базы и прочее. В том числе о внешних заимствованиях, о том, что у нас резервный фонд сократился, и т.д. Андрей Алексеевич, разобравшись с классическим вопросом «кто виноват», задам вам еще один: что делать?

– А уже кое-что делается. Вы скоро увидите, что в 261-й закон начнут вносить разные послабления. Уже вносятся изменения в 185-й закон о том, что Фонд реформирования ЖКХ вправе финансировать установку приборов учета и регулирования тепла. Этот закон четко определял границы, куда можно инвестировать средства фонда, а куда нельзя. Не помню номер статьи, но в статью были внесены изменения, и они коснулись установки узлов учета ресурсов. Почему? Потому что это правильное политическое «отруливание» ситуации, потому что стали понимать, что если мы оставим всех в этой системе внебюджетного финансирования, то все упадет опять на потребителя. Сегодня уже существует система помощи потребителю через схему: УК обращается в субъект, субъект формирует программу, которая передается в фонд реформирования, фонд формирует базу, спускает им деньги, и УК целевым образом использует эти средства. Конечно, если посмотреть структуру расходов средств, что пришли в УК, то хорошо, если 3-4% потрачены на оснащение, обслуживание узлов учета, ремонт сопутствующего оборудования, все остальное – снова на кровли, фасады, окна, заборы. Но тем не менее государство дало возможность воспользоваться этой субсидией. Хорошее решение, кстати, для нас, для производителей. Теперь, когда мы организуем схему финансирования, мы предлагаем управляющим компаниям обратиться за субсидией в Фонд реформирования ЖКХ, который может помочь им в организации возврата средств на нашу схему финансирования. В итоге из кричащего внебюджетного 261-го финансирования мы пришли к тому, что финансирование все-таки будет бюджетным.

Кроме того, скажу вам, что этим наша деятельность не ограничивается, и сегодня «Теплоком» активно участвует в законотворческой деятельности. Не для того, чтобы засветиться, а потому, что мы, на самом деле и очень серьезно, пытаемся все это превратить в какую-то удобоваримую и работающую штуку. Сегодня рассматривается законопроект о внесении изменений в 261-й закон о том, что у граждан есть право на внедрение системы поквартирного учета, и мы говорим: не надо писать в законе, что поквартирный учет является обязательным. Это при том, что холдинг находится на хорошей стадии разработки оборудования для поквартирного учета для российской действительности (не только для горизонтальной, но и для вертикальной разводки). Экспериментальный продукт, готовый к тестированию, будет уже к июню.

И обязательно надо пересматривать возможность бюджетного планирования. Поскольку мы безусловно договорились, что государство всеми силами будет само реализовывать и помогать всем участникам рынка, включая потребителя, в реализации таких программ и проектов по энергосбережению, по реновации сетей, модернизации котельных с расчетным сроком окупаемости по проекту на 10–15 лет, то и бюджетное планирование должно предусматривать возможность закладывать в бюджет расходы из расчета 10–15 лет. В бюджете страны, как и в бюджете компании, можно предусмотреть возможность фиксации расходов на более длительный срок, чем само бюджетное планирование. Это означает: вы принимаете бюджет, допустим, раз в три года, но можете принять в нем решение о фиксации расхода по конкретной статье на 15 лет. Иными словами, если через три года вы приходите снова к бюджету, то этот расход в бюджете зафиксирован точно. Зафиксировали 15 рублей в месяц, пересматривают бюджет через три года – снова делаете трехлетний бюджет и эти же 15 рублей в месяц закладываете. Таким образом, бюджет становится более гибким для организации схем долгосрочного финансирования. Почему я говорю сейчас о более долгосрочных схемах финансирования? Очень просто: чем долгосрочнее схема финансирования, тем дешевле в периоде времени она оказывается для потребителя и тем легче ему переживать эти инвестиции, тем легче человек переживает, что с него требуют сегодня.

Что такое сегодня схема финансирования узла учета на 3–5 лет? Это в любом случае дорого. Но это 3–5 лет. Давайте создадим механизм, который позволяет использовать бюджетное финансирование, но эти расходы должны быть предусмотрены в бюджете. Все, что нужно для этого, – предусмотреть инвестиционные возможности бюджета, в том числе той строки расходов на срок от трех и до 10–15 лет. Это возможно. Если это будет, то банки, даже российские, увидят, что этот расход запланирован, и банк, таким образом, имеет гарантию, что предприятие будет платить в течение 10–15 лет в ходе реализации программы – это закреплено законодательством. Это хороший инструмент реализации схемы финансирования. И это не только инструмент, это двинет целый рынок энергосбережения в долгосрочной перспективе.

Андрей Агафонов