Право смотреть партнерам в глаза

В интервью журналу «Энергополис» генеральный директор компании «ЭСКМО» Дмитрий Готлиб рассказал о работе компании в современных условиях.

– Дмитрий Игоревич, не так давно вятский губернатор Никита Белых, недавний либерал и руководитель «правых сил», выступил с инициативой заморозить рынок электроэнергии в положении 70/30%: 70 – регулируемая цена и 30 – рыночная.

– Я опускаю комментарий политический: я не политик. Хотя думаю, что большая часть предложения губернатора Белых именно политическая. Что же касается энергетики… С 1 июля на рынке уже регулируемый объем 50 и свободный 50. Так что само предложение о сохранении 70% регулируемого объема как минимум опоздало.

– А в чем идея губернаторская?

– Идея по-прежнему в том, чтобы сохранить низкую стоимость электроэнергии для конечного потребителя. В данном случае, когда мы говорим о Кировской области, это химическая промышленность, лесная промышленность – это серьезные объемы продукции, идущей на экспорт. То есть, устанавливая планку заведомо ниже регулируемого тарифа, местные регулирующие органы за счет низкой энергосоставляющей, по-видимому, дотируют производство, в том числе экспортной продукции.

– Хорошо это или плохо?

– С точки зрения энергетика, заморозить шаг реформы – это, честно говоря, абсурд. И как заморозить? В Кировской области? Или по всей России? И на какой срок? А просчитаны ли последствия замораживания? В масштабах России? Если заморозить движение оптового рынка, то нельзя ли заморозить и еще что-нибудь? Может быть, кто-то захочет вернуть энергетику к временам бартера, взаимных неплатежей и т.д.? А что касается дотирования, то мне кажется, это уже неоднократно пройденный вариант, когда занижение цен на энергосоставляющую приводило к некорректным ценовым сигналам рынка, к неадекватной оценке конкурентной позиции конкретного промышленного производства.

– Андрей Илларионов, бывший советник Путина, говорит, что в подавляющем большинстве стран стоимость продажи и покупки электроэнергии укладывалась в пределах 2–2,5% от ВВП. Сколько платим мы? В среднем получается около 6–8% ВВП.

– Я бы не считал корректным сравнение от ВВП в том, кто сколько платит... Как можно сравнивать, например, США либо, условно, Новую Зеландию, которую любит всегда сравнивать Илларионов, и Российскую Федерацию – в процентах от ВВП, сколько они тратят на электроэнергию? Но давайте посмотрим хотя бы на банальные вещи. Размер страны: девять часовых поясов и нахождение производства за пределами Полярного круга. Давайте сравним энергоемкость промышленных производств, расположенных на территории Новой Зеландии и России, сравним продолжительность светового дня на территории Новой Зеландии и на территории России – она же будет совершенно разная. Это, естественно, в свою очередь, влечет необходимость теплоснабжения, побочным продуктом которого является электричество. Вопреки устоявшемуся у непрофессионалов мнению, часто не тепло является побочным продуктом электроэнергии, а электроэнергия в зимние месяцы для большинства станций является побочным продуктом централизованного теплового снабжения городов. А централизованного теплоснабжения в европейских странах практически нигде нет. Поэтому сама корректность этого сравнения вызывает очень большие споры, большие вопросы.

А с другой стороны, в Европе люди привыкли экономить, привыкли оценивать, сколько у них тратится на электроэнергию. Это другая культура сбережения ресурсов. В России этой культуры ресурсосбережения, признаемся честно, нет. Либо она только начинает формироваться. Не случайно мы все больше и больше слышим уже отовсюду о программах энергосбережения регионов, федеральной программе энергосбережения, в Правительстве Российской Федерации этот вопрос поднимался неоднократно. Вопрос энергосбережения – ключевой вопрос, когда мы оцениваем, какую долю занимает в ВВП оплата за электроэнергию. Сегодня специалисты говорят о том, что правильные программы, направленные на энергосбережение, могут сократить объем потребления электроэнергии в два раз. Давайте 6,8% разделим на два –
получается меньше, чем в Новой Зеландии с ее световым днем. Вот вам ответ.

– Дмитрий Игоревич, а кто будет платить за реализацию программ энергосбережения? Если никто платить не будет, значит, этих программ не будет, они не заработают.

– Абсолютно согласен! В моем понимании, если это государственные программы, за них должно платить государство. Если это программы конкретного собственника, должен платить собственник. Конечно, сейчас не самое удачное время для этих программ: финансовый кризис. Когда тебе надо спасать сто рублей, вопрос о том, как экономически выгадать десять копеек, он, конечно, важен, но как-то вот в 116-й очереди. Крупный бизнес сегодня больше озадачен выработкой целевых программ по спасению бизнеса.

В то же время сейчас в самых крупных концернах (таких, как «Уралхим», «Лафарж»), ряде крупных промышленных компаний – везде на уровне собственника слышу: «Да, энергосбережение – это интересно. Да, мы запускаем какие-то проекты». Про энергосбережение вспомнили, потому что ищут возможность хоть как-то спасти деньги, на счету каждая копейка. Но, с учетом общемирового кризиса, это по-прежнему, к сожалению, задача не первого и даже не второго плана. И пока это не удается переломить. Все готовы этим заниматься, но не готовы тратить хоть сколько-нибудь значимую часть своего времени и денег.

– Совсем недавно президент Обама, выступая перед конгрессом, сказал, что есть две программы, которые Америка сейчас запускает. Это будут программы, по мощности сравнимые с теми, которые Америка запустила в 61-м году, узнав, что мы отправили в космос спутник... И внедряться они будут от школы и до топ-менеджмента компаний. Одна – энергосбережение, вторая – альтернативная энергетика и чистая энергия. Обама сказал, что через двадцать лет электропотребление сократится вдвое, а процент чистой энергии будет составлять как минимум 50%. Через пятьдесят лет Америка будет стремиться вообще к чистой энергии.

– Это легко прокомментировать. Первое: мы прекрасно понимаем, что Соединенные Штаты сегодня находятся на нефтяной игле. А что такое нефтяная игла? Нефть, качество нефтяных, нефтегазовых ресурсов, залегающих на территории США, низкое, а затраты на добычу достаточно велики. И переработка затратна в связи с тяжелыми законодательными ограничениями в части экологии на территории США. Изначально вся крупная промышленность Соединенных Штатов, ВПК, который является просто безумным потребителем энергоресурсов, были ориентированы на экспортную нефть, на импортирование энергоресурсов. Это были арабские страны, была Россия. Америка все жестче и жестче зависит от нефтяной иглы. Все большую часть в бюджете занимают стоимостные показатели энергоресурсов. Да еще в условиях, когда начались политические диссонансы с основными поставщиками энергоресурсов. Что приводит опять к росту цен на рынке. Вот откуда у США проблемы именно в этой части. Ведь когда Обама говорит о высвобождении 50% затрат на энергоресурсы на уровне домохозяек и топ-менеджеров, он же не о домохозяйках и топ-менеджерах печется. Он печется о том, как эти 50% перенаправить туда, где без них нельзя. На тот самый военно-промышленный комплекс и на крупную промышленность, для которых этих 50% может не хватить завтра. Поэтому на самом деле США и должны являться локомотивом альтернативных источников, энергосбережения. Нефтяная игла – это главный стопор, тормозящий развитие экономики в Америке. Все остальное у них есть. У них есть отличные кадры, отличный научный потенциал, отличные научные разработки, базы – все что угодно. Нет энергоресурсов.

– Они ближе к катастрофе, чем мы, и поэтому более ее ощущают?

– В части энергоресурсов да. Для них это не техническая катастрофа, а политическая: попадание в прямую зависимость от крупных производителей электроэнергии и крупных экспортеров энергоресурсов – нефти и газа.

– Каково сегодняшнее положение вашей компании? И перспективы?

– Энергосбытовая компания Московской области, созданная практически в равных долях с правительством Московской области и «Мосэнерго-
сбытом», по-своему уникальна. Это практически единственная компания, которая контролируется государственными структурами более чем на 90% и не имеет тарифного регулирования, а также может устанавливать абсолютно договорные цены с потребителями, то есть является в полной степени конкурентной и в полной степени государственно контролируемой.

Когда компания создавалась в 2006 году, предполагалось, что она будет работать в условиях растущей экономики. Растущая экономика – это растущее энергопотребление крупных промышленных предприятий. А растущее энергопотребление требует особых условий энергоснабжения и в части тарифов, и в части оплаты, требует особого индивидуального графика нагрузок. И соответственно, компания создавалась под представителей крупнейших, территориально дезинтегрированных, но сосредоточенных в Москве, в Московской области холдинговых предприятий, которые являются локомотивами для нашей экономики. Это предприятия холдингов «Уралхим», «Лафарж», «Кнауф», предприятия «Трансмашхолдинга» и т.д.

Энергосбытовая компания Московской области, ЭСКМО, работала с каждым предприятием, отдельно выстраивала график отношений, выстраивала индивидуальную цену, индивидуальный профиль энергопотребления на оптовом рынке для того, чтобы минимизировать стоимость покупной электроэнергии. Предприятия быстро развивались, больше отчислений поступало в бюджет – идеальная структура в условиях растущей экономики. Что мы получили с учетом мирового кризиса, что произошло, что перевернуло эту картину? Потребление предприятий резко упало. Финансовых возможностей своевременно платить за электроэнергию немного, часто руководитель предприятия находится перед дилеммой: выплатить людям зарплату либо заплатить за электроэнергию. Естественно, что при спаде электропотребления, неплатежах партнеров компании не готовы вкладываться в систему энергосбережения, есть попытки перекредитоваться за счет энергоснабжающей организации, войти в дискуссии по поводу модели ценообразования, которая никаких вопросов в докризисный период, когда все с финансами было нормально, не вызывала. На решение этих «вновь возникающих» вопросов, конечно, приходится отвлекать больше сил, при этом на фоне резкого снижения энергопотребления экономический эффект компании от изначальной модели, в которой она задумывалась, резко снизился. Крупнейшие предприятия приняли на себя в полной мере удар кризиса: потребление по ним упало не на 5–10%, по крупнейшим предприятиям оно упало вдвое-втрое. Это значит, что если предприятие потребляло, например, 650 млн. кВт.ч в год, то сейчас стало потреблять 150–200 млн. кВт.ч, при том что сбытовая надбавка осталась та же, договорные условия остались те же, затраты на передачу электроэнергии остались те же, так как они считаются не от фактически потребленных величин, а от заявленных в начале года, а конечное количество денег сократилось точно так же в 2-3 раза.

Компания ЭСКМО в той же мере, как и крупные промышленные компании, столкнулась с кризисом. В отличие от гарантирующих поставщиков, которых в этот момент спасла база мелкомоторных потребителей, населения, бюджетных потребителей, у них объемы кВт.ч остались почти на прежнем уровне. И сбытовая надбавка осталась той же, подтвержденной регулирующими органами. У них это защищенная статья в бюджете, а у нас – чисто рыночная.

Исходя из этого нами был выработан план антикризисных мероприятий. Главной логикой этого плана является то, что в этих условиях у компании ЭСКМО не остается другого выхода, кроме более агрессивной политики на рынке по подхвату других потребителей. Сейчас мы ведем переговоры с крупнейшими потребителями электроэнергии на территории Российской Федерации. И в большинстве своем идут они успешно. Для потребителей важно, что мы – компания, контролируемая государством. Наш совет директоров состоит из руководящих сотрудников Минэнерго, из представителей правительства Московской области. Понятно, что это не случайная компания с уставным капиталом в десять тысяч рублей. Кстати, уставный капитал нашей компании, для примера, изначально формировался на уровне 200 млн. рублей, хотя само понятие уставного капитала при наличии гарантий таких собственников, как у нас, является достаточно условным.

Мы, естественно, рассматриваем другие варианты развития бизнеса в области энергетического рынка, ведем переговоры с рядом администраций регионов Российской Федерации о реализации для них комплексных программ энергосбережения. Наша компания выступает как подрядчик, проводит аудит от договоров энергосбережения до аудита подрядчиков по основным процедурам и процессам, связанным с энергосбережением.

Рассматриваем и предлагаем пилотные проекты внедрения новых процессов и процедур в энергетическом рынке – например, создание розничной биржи электроэнергии. Ее нельзя создать на базе одной нашей компании, но мы активно участвуем в процессе ее создания. Далее, как я уже говорил, ведем переговоры с крупными промышленными холдингами об их переходе к нам на обслуживание. Решающий фактор в переговорах – то, что даже в условиях кризиса мы со всеми нашими контрагентами не пошли на пересмотр договоров в части увеличения сбытовой надбавки, не пошли на пересмотр договоров по любой экономической составляющей. И более того, на тех же условиях сохранили договора с ними и на 2010 год. Мы хотим, чтобы наши партнеры знали, что компания пришла не на год, не на два и не на три. Через год-два ситуация выправится, и наши сегодня субсидируемые нами клиенты снова будут прибыльными.

Оцениваем, конечно, и пути оптимизации деятельности компании. Оптимизации не в примитивном понимании сокращения персонала или формального сокращения издержек. Да, конечно, мы смотрим и эти статьи, но главное – перераспределение функционала среди наших сотрудников, их участие в новых, перспективно интересных бизнес-процессах.

– В чем выигрыш крупных промышленных предприятий при переходе на работу с вами?

– Первое, что наш партнер получает, – это индивидуальный подход. Для нашей компании совершенно исключено, чтобы в какой-то день ответственный сотрудник нашего предприятия-клиента не смог встретиться с любым из сотрудников компании, в том числе со мной, для решения каких-либо вопросов. Если есть необходимость, значит, эта встреча должна состояться именно в тот день и в тот час, в который это необходимо клиенту. Манией величия мы не страдаем. У нас все четко выстроено, мы работаем под конкретного клиента. Второе – это стоимость, естественно. Не секрет, что сбытовая надбавка гарантирующего поставщика включает в себя массу элементов: необходимость содержания территориально распределенных офисов, большого штата персонала. Сегодня наша сбытовая надбавка для каждого клиента рассчитывается индивидуально, в зависимости от сложности процесса и может составлять менее 3 коп./кВт.ч, что зачастую в разы меньше, чем сбытовая надбавка гарантирующего поставщика на территории. Почему? Просто мы в отличие от наших конкурентов не распределяем филиалы по всей стране для того, чтобы их потом содержать за счет какого-нибудь своего самого крупного клиента. Мы содержим ровно столько людей, сколько нужно, чтобы работать с конкретным клиентом, и стараемся этот процесс максимально оптимизировать без уходов в «авантюрные» или «политические» проекты. Третье – это прозрачные финансовые потоки и полная, стопроцентная уверенность в том, что компания будет и завтра, и послезавтра, и через год, и через два. Еще важный момент: в компании работают высокопрофессиональные люди, которые могут быстро провести аудит договоров, аудит самого процесса энергопотребления, энергоснабжения для выявления болезненных с точки зрения экономики факторов. Плюс наши предложения, я бы назвал их уникальными, по совместной работе в области энергоэффективности и энергосбережения.

Все это дает нам право смотреть в глаза нашим партнерам прямо и уверенно.