ПРОДАЖА МОЭК

13 августа практически без конкурса по стартовой цене 98,6 млрд. рублей был продан пакет правительства Москвы в ОАО «Московская объединенная энергетическая компания» (МОЭК), владеющем крупнейшей системой тепловых сетей в стране. Покупателем выступил Газпром, который уже контролирует 70% производства тепловой энергии в российской столице. Теперь на рынке теплоэнергии в Москве сформирована абсолютная монополия.

История российской приватизации пополнилась еще одним провальным кейсом. Кейс с приватизацией МОЭК должен войти в учебники как пример того, как не должна проводиться приватизация вообще, а тем более приватизация инфраструктурных компаний. Прежде всего скоропалительное выставление всего госпакета акций компании проводилось без какой-либо предпродажной подготовки. Такое можно было понять в начале 1990-х, когда экономика находилась в коллапсе, рыночные институты не работали и рассуждения реформаторов-романтиков о необходимости активной подготовки приватизируемых предприятий для повышения их стоимости выглядели действительно наивно. Но сейчас другие времена. Есть элементарные вещи в области корпоративного управления, которые государство обязано было сделать, чтобы повысить потенциальную цену компании.

Необходимость ускоренно выбросить на продажу сразу весь 90-процентный госпакет МОЭК мотивировалась, в частности, убыточностью компании.

Но эта убыточность искусственная.

В последние годы убытки компании удалось сократить с более чем 8 млрд. рублей в 2010 году до менее 2,5 млрд. в 2012-м. С учетом постоянного роста тарифов еще чуть-чуть – и компания стала бы прибыльной. Понятное дело, что, если бы МОЭК удалось вывести в прибыль, продажная цена госпакета акций стала бы существенно дороже. Зачем понадобилось избавляться от пакета именно сейчас, сильно продешевив?

Нужно учесть и фактор потерь. В последние годы в МОЭК наблюдался критический рост потерь в теплосетях, в 2012 году они выросли аж на 40% к уровню 2010 года, составив 7% к отпуску тепловой энергии в сеть (еще в 2010 году – только 5%, что все равно очень много). В абсолютном выражении это почти 5 млн. гигакалорий. Сегодня одна гигакалория для большинства москвичей стоит более 1500 рублей, то есть получаем 7,6 млрд. рублей недополученных доходов в результате потерь теплоэнергии. Сравните это с менее чем 2,5 млрд.

бухгалтерского убытка. Это я еще не касался завышенных смет на инвестиции и капремонты, сокращения избыточного персонала (в МОЭК сегодня трудится более 20 тыс. человек, по ряду экспертных оценок, это число рационально сократить минимум вдвое). Из всего этого ясно: убыточность МОЭК абсолютно искусственная. Если бы была поставлена задача в течение 2-3 лет резко улучшить экономические показатели компании за счет имеющихся резервов по снижению потерь и издержек, то компанию можно было бы продать существенно дороже.

Еще больше средств для бюджета можно было бы выручить, если не продавать все 90% акций оптом Газпрому, а предлагать рынку небольшие пакеты акций поэтапно, повышая прозрачность и публичность компании, стремясь использовать частных акционеров как дополнительный инструмент давления на менеджмент с целью повышения эффективности компании.

Так что московские власти с продажей МОЭК явно продешевили.

Но даже это не главное. Приватизация, помимо фискальной составляющей, имеет и важную структурную цель, особенно на энергетических рынках. Здесь у нас вообще катастрофическая ситуация: неудачно проведенная реформа электроэнергетики привела к тому, что большинство мощностей по комбинированной выработке электроэнергии и тепла оказались в руках всего нескольких крупных игроков, прежде всего Газпрома. Независимость электро- и теплосетевых компаний была одним из немногих факторов, который позволял надеяться на сохранение хоть какого-то подобия конкурентной среды.

Тем более что в теплоэнергетике развитие конкуренции казалось вполне возможным: нет никаких проблем развивать сеть независимых мини-ТЭЦ или котельных, принадлежащих частным собственникам. Конкуренция позволила бы заставить традиционных монополистов на рынке тепла поджать издержки, напряжение с ростом тарифов для потребителей существенно спало бы. Если бы при этом (по крайней мере для новых районов и промышленных зон) развивались бы системы децентрализованного теплоснабжения (как это, скажем, распространено в Канаде), можно было бы существенно уменьшить те самые пресловутые потери, которые являются неизбежным следствием функционирования крупных централизованных систем теплоснабжения с большой протяженностью тепловых сетей. Сторонники централизованного теплоснабжения любят щеголять цифрами экономии от комбинированной выработки электричества и тепла, и это справедливо, но, с другой стороны, протяженные централизованные системы имеют и обратную сторону, и это как раз потери. Конкуренция систем централизованного и децентрализованного теплоснабжения в той же Москве могла бы быть крайне выгодной для потребителей.

Теперь о конкуренции можно забыть: систему московских теплосетей приобрел Газпром, который контролирует не только 70% выработки тепла в Москве через «Мосэнерго», но и все поставки природного газа в регион. Появление независимых поставщиков тепла, которые могли бы получать доступ к потребителю, минуя Газпром, теперь практически полностью исключено.

Ровно из-за этого Евросоюз в рамках Третьего энергопакета ограничивает права производителей и поставщиков электроэнергии и газа по владению сетевой инфраструктурой – чтобы не дискриминировались конкуренты.

Россия в последнее время, наоборот, идет по пути усиления вертикальной интеграции и монополизации энергетических рынков. Это неправильно, это приведет только к росту тарифов, к неудобствам для потребителей.

Существует три принципа приватизации инфраструктурных компаний.

Первый: нельзя продавать все акции сразу, нужно разбивать пакеты и добиваться того, чтобы ни один из владельцев таких компаний не имел возможности получить контроль. Такие компании должны быть публичными, постоянный гарантированный доход делает их хорошим инструментом для вложения средств институциональными инвесторами, пенсионными фондами. Покупку контроля в этих компаниях стратегическими инвесторами, создающую возможность для последующего манипулирования рынком, следует ограничить.

Второй: в приватизации вообще не должны участвовать госкомпании, это нонсенс. Это не приватизация, это перекладывание активов из одного кармана в другой.

И третий: в покупке активов сетевых компаний не должны принимать участие игроки рынка транспортируемого товара, в данном случае производители и поставщики тепловой энергии.

В случае с приватизацией МОЭК все эти принципы были нарушены, не говоря уже о том, что, как отмечалось выше, государство явно продешевило.

Результатом такой приватизации будут недополученные доходы бюджета, недофинансирование инфраструктурных и социальных программ в городе, рост тарифов для потребителей. Такая приватизация нам не нужна.

Виктор Дмитрук