Инженер – это обязанность учиться всю жизнь

– Борис Иосифович, поскольку вы впервые имеете дело с нашим журналом, расскажите про себя. Как вы попали в энергетику, где учились, что закончили?

– В энергетику попал абсолютно естественным образом. У нас, можно сказать, династия. Мой дед был главным энергетиком Магнитки еще до войны, можно считать, почти сразу после революции. Это с одной стороны, с другой стороны, все поколения моих родственников и даже дети учились в Московском энергетическом институте. Поэтому можно сказать, что это произошло почти естественно.

– А вы заканчивали?..

– Московский энергетический институт. В прошлом веке еще, в 1972 году.

– Борис Иосифович, скажите, что сейчас, в данный момент, больше всего вас в энергетике беспокоит? Вот вы ложитесь спать и думаете: «Ах, черт, надо бы взяться вот за это!» Или встаете и думаете: «Вот это надо делать…» В вашем холдинге, в сетях, в целом в энергетике, не важно, самое больное место.

– На самом деле самых больных мест не так много, они все известны, они наперечет – это огромная стареющая сеть. Меня волнует старость сетей, волнует старость оборудования, волнует старость специалистов, старость подходов. Вот что больше всего волнует. Но тем не менее есть надежда, что те разработки, с которыми я пришел в холдинг, те идеи, те наработки, которые были реализованы в разных местах, они в холдинге, в энергетике сетевой сейчас востребованы и продвигаются.

– Но еще года два-три назад было модно с надрывом в голосе говорить, что у нас столько-то процентов износа оборудования, есть оборудование, которое отработало три срока, – как бы выпрашивали себе индульгенцию. Каково положение сейчас?

– Индульгенция выпрошена. Я скажу так: это важный акцент нашего сегодняшнего разговора. Меня всегда коробит, когда такие вещи относят к нашей стране. На самом деле специфика проблемы, которую мы обсуждаем (скажем, старение сетевого хозяйства), – это специфика всех развитых стран, в которых энергетика существует больше века, в которых электрификация была закончена много-много десятилетий назад, и практически все эти страны прозевали проблему катастрофического старения линий электропередачи. По пониманию процессов, которые происходят, и по выстраиванию стратегии преодоления этого эффекта мы, по моей оценке, сегодня находимся месяцев на шесть-восемь впереди Соединенных Штатов Америки. И никак иначе.

– Но я что-то не слышал, чтобы американцы так жаловались на судьбу.

– Просто ваш журнал или вы лично не читаете англоязычную прессу. Думаю, что, вообще-то говоря, журнал «Энергополис» мог бы публиковать рекомендации NERC, если вы знаете такую организацию…

– Конечно.

– Так вот, 7 октября 2010 года NERC выпустил на эту тему отдельные рекомендации, касающиеся как раз упомянутого нами аспекта, – существенного отличия полевого состояния линий электропередачи от проектного. И там приведена подробная программа, которая должна быть реализована во всех энергокомпаниях Соединенных Штатов. В настоящее время достаточно большое количество энергокомпаний в Соединенных Штатах находится в состоянии, близком к панике по этому вопросу, и консультируется здесь, у нас. Они видят наши достижения. Давайте попробуем рассмотреть на примере нашей страны аналогичные цифры по Соединенным Штатам Америки. Наши сети создавались примерно на протяжении столетия. Правда? В год строился, прибавлялся 1% от уже построенного.
За любой конечный отрезок времени быстро сгнить ничему нельзя, поэтому в Соединенных Штатах ровно такая же пропорция старых сетей, как и у нас, кто бы чего ни говорил.

– То есть вы предполагаете, что независимо от количества денег, которые вкладываются в энергетику, пропорция все равно остается та же самая?

– Нет, почему? Просто мы с вами должны вспомнить тогда, что за последние несколько десятилетий при советской власти вся амортизация энергетического комплекса вкладывалась обратно в генерацию, это общеизвестный факт. Сети оставались недоинвестированными, если хотите. Их амортизация поедалась генерацией. После реформы электроэнергетики большая часть амортизации тратилась на подстанционное оборудование. По многим причинам одна из них – эти проекты легче осуществлять технически. А линии элек- тропередачи так и остались недоинвестированными. Это не только у нас в стране, это везде. Поэ- тому исправить за какой-то короткий промежуток времени то, что было недоинвестировано за пятьдесят лет и чему был выработан ресурс, так быстро – невозможно. Поэтому по пониманию, по инвестиционно-распределительным документам, по мерам, которые предпринимаются, мы сегодня впереди Соединенных Штатов, это точно.

– Борис Иосифович, вы сказали, что, когда вы пришли сюда, у вас была некая программа, которую вам сейчас в той или иной степени удается реализовывать…

– Тот опыт, с которым я пришел, те решения, которые были наработаны, они применялись и применяются по всему миру, не только в нашей стране.

– Существует какой-то алгоритм или всякий раз вам приходится искать решения?

– Во-первых, существует алгоритм, во-вторых, поскольку в любой стране мира провод, подвешенный между двумя точками, висит по уравнению цепной функции вне зависимости от страны, то и решения в общем-то типовые. Решение, разработанное в рамках работ в Австралии, или в Новой Зеландии, или во Франции, оно абсолютно применимо на территории Российской Федерации, как и решение, разработанное в Российской Федерации, так же точно применимо и с успехом применяется вне Российской Федерации. Одна из задач, которые очевидны, – это борьба с системными проблемами. И большой интерес для меня лично представляет работа в холдинге, потому что здесь нет ни одной несистемной проблемы. Все проблемы системные, и это всегда интересно.

– Чтобы нам не возвращаться больше к ледяному дождю и всем проблемам, которые уже навязли в ушах, скажите, последствия мы уже сумели в какой-то степени преодолеть? Я понимаю, что дурацкий вопрос, но тем не менее.

– Вопросов дурацких не бывает, бывают дурацкие ответы. Давайте разделим последствия на две части. Та часть проблемы, которая возникла из-за негармонизированного законодательства, когда лесное законодательство отличалось от наших нормативных документов в энергетике, – вот эта часть преодолена. В результате нескольких таких происшествий возникло все-таки системное понимание, прежде всего у председателя правительства. Соответственно правильные импульсы получили Рослесхоз и энергетики, в результате чего мы быстро все вместе приняли решение, и эта работа сейчас идет, и быстро меняются нормативные документы. Таким образом, законодательная часть причин, которые ограничивали нас в возможности удалять опасно растущие деревья, в возможности расширять просеки, в значительной степени снимается. В этой части выводы сделаны, решения найдены, последствия преодолены. Теперь встает вторая задача – реализация программы расширения просек таким образом, чтобы гарантировать отсутствие опасно растущих деревьев, которые в случае каких-то погодных катаклизмов могли бы упасть на провода линий электропередачи и тем самым навредить. Но лес – это национальное достояние, и слишком широко косой махать не надо, а надо максимально щадящим образом разрабатывать технологию, способы, методы планирования, измерения и регистрации процессов расширения таким образом, чтобы процесс был прозрачным и для Рослесхоза, и для нас, и чтобы наши затраты давали оптимальный результат. Чтобы относительно небольшими ресурсами мы могли достичь максимальных результатов.

– Скажите, вы будете применять какие-то новые опоры, многогранные, высокие, для того чтобы вообще решить эту проблему с лесом?

– Проблему с чем? С лесом, со льдом или с тарифом?

– И с лесом, чтобы вообще его не вырубать, и со льдом, и с тарифом тоже.

– Каждое наше действие – это тариф. Мы не можем применять сверхдорогие решения, потому что это перегружает тариф.

– А многогранные опоры, они сверхдороги?

– Дело не в многогранных опорах как таковых. Дело в том, что если мы в качестве одного из возможных проектных теоретических решений будем сравнивать, например, линии электропередачи, построенные на опорах обычных, или на опорах, которые позволяют проводам находиться гарантированно выше леса, это значит, что нижний край провода находится на высоте 24 метра от земли, а соответственно, это серьезно удорожает строительство. Вопрос, нужно ли это? А допустимо ли это по тарифной нагрузке на экономику? В каждом случае эта задача должна решаться автономно, тщательно, продуманно, освещая все возможные аспекты. Это же касается и подземных кабельных линий электропередачи, и так далее, и так далее. Поэтому я думаю, что единого решения быть не может, каждый раз мы должны иметь набор хороших решений для любого случая с тем, чтобы выбрать оптимальное по соотношению надежности, стоимости и сроков. Сроки – тоже важны, потому что есть еще второй фактор интересный. У нас же всегда баланс должен соблюдаться между стоимостью и удорожанием линии, чтоб сделать ее максимально устойчивой, ас другой стороны, есть второй фактор – как быстро мы можем ее восстановить. В итоге суммарная надежность – это баланс между скоростью восстановления и стоимостью инфраструктуры как таковой. В плане организации аварийно-восстановительных работ, таких больших, масштабных, скажем так, федерального аспекта, достигнут серьезный прогресс. Разработана целая система, система показала на практике свою эффективность. Федеральный резерв и федеральные силы были выдвинуты в течение двенадцати часов при развитии московской аварии, что и позволило существенно сократить возможные негативные последствия. Не допустили системного развития аварии, не было развала энергосистемы, не было серьезных ограничений…

– Тут мы, кстати, отличаемся от американцев, у которых во время блэкаута грохнуло пол-Америки, пол-Канады вылетело сразу же, они не сумели заблокировать эту катастрофу…

– Это немножко разные причины: у них грохнулись высоковольтные сети. Но тем не менее известный и неоспоримый факт, что структурная надежность энергосистемы Российской Федерации гораздо выше, чем аналогичная надежность в Соединенных Штатах. Они как раз стремятся централизовать свою энергосистему, чтобы она была похожа по надежности и устойчивости на нашу.

– Сейчас много говорят о том, что в энергетике находится столько денег, что нас ограничивают только кадры, только производство оборудования, только закупки материалов и комплектующих и так далее.

– Давайте сразу поделим энергетику на разные существующие субъекты бизнеса. Мы говорим о Холдинге МРСК. Мы распределительный комплекс, поэтому кажется, что у нас денег много. На самом деле мы берем деньги с одного конца и отдаем тут же на другой конец. Чистый сухой остаток, который у нас остается, – это совсем небольшие деньги. Если принять во внимание, что мы работаем в 69 субъектах Российской Федерации и имеем порядка 2 млн. километров сети, то деньги очень небольшие! По каждому региону из 69 при плотной совместной работе с региональными органами власти, с губернатором выверялась та минимально необходимая сумма, которой мы должны располагать, чтобы осуществлять надежное бесперебойное энергоснабжение. Так что никакого жира нет. Поверьте мне, местные власти очень внимательно смотрят, чтобы мы не сильно жирели. Все инвестиционные проекты согласованы с регионами.
Поэтому это, скорее, эффект больших чисел: если 69 регионов собрать вместе, то в масштабах страны это да, большие деньги. А если поделить на 69, на эти 2 млн., то окажется, что на километр линии приходится совсем немного денег. Гораздо меньше, чем нужно было бы, чтобы, например, провести программу реновации. Потому что мы не зря говорим, что у нас достаточно высокий уровень износа оборудования. Не только у нас – по всему миру, в развитых странах, где сетевое оборудование работает больше ста лет. И скромное желание перейти от 70% износа к 50% приводит к цифре в 2 трлн. 800 млрд. рублей.
Это не потому, что энергетики так страшно хотят такого количества денег. Это потому, что мы пытаемся преломить тенденцию. Недофинансированное сетевое хозяйство, сильно состарившееся, требует большого внимания.

– Я знаю, что программа реновации составлена и подсчитана, но для этой программы нужны ведь еще и люди, которые, во-первых, могли бы ее провести и, во-вторых, могли бы дальше работать на новом оборудовании.

– Это правильно. Поэтому одна из основных задач холдинга – это всемерное содействие восстановлению системы подготовки кадров. Я не случайно употребил именно этот термин – восстановление. По многим направлениям мы потеряли целые учебные школы. Поэтому одна из задач – восстановление инженерных и научных школ, восстановление учебных школ как направлений, в тесном взаимодействии с такими вузами, как Московский и Ивановский энергетические институты, Санкт-Петербургский политехнический университет, МВТУ им. Баумана, и так далее.

– Когда я узнал, что профессор МЭИ получает 18 тыс. рублей, я был поражен!

– Это, безусловно, несправедливо. С одной стороны. С другой стороны, давайте посмотрим на энергетику. И регулятор, и акционеры наши все время нас контролируют и мотивируют на оптимизацию затрат. Теперь давайте посмотрим накрупные учебные центры, вузы, сколько там профессоров, сколько там научных сотрудников, какая эффективность. Кто-нибудь вообще задавал вопрос об эффективности вузов? Ведь одни и те же затраты можно разделить на 100 тыс. человек, можно на 10 тыс., можно на тысячу. Деньги будут разные, эффективность будет тоже разная… Конечно, хочется, чтобы работа преподавателей достойно вознаграждалась…

– От этого зависит и уровень преподавания...

– Вот когда эта связь начнет устанавливаться, тогда я не вижу больших проблем, чтобы преподаватели получали большие деньги.

– Борис Иосифович, вы довольны уровнем образования тех молодых людей, которые к вам приходят, ну, скажем, из МЭИ?

– Из МЭИ – по многим дисциплинам да, доволен, по некоторым дисциплинам есть вопросы. По другим вузам есть большие сомнения. Чем хорош Энергетический институт? Там все-таки сохранилось большое количество школ. И эти школы позволяют студентам получать достаточно широкое образование, которое позволяет нам уже здесь, на производстве, шлифовку произвести, а дальше человек идет сам. Ну и, конечно же, самое главное качество, которого мы ожидаем от молодых специалистов, – способность учиться дальше. Потому что если на получении диплома все заканчивается, то это не инженер. Инженер – это обязанность учиться всю жизнь.

– Есть какие-то программы реальные, вы чувствуете этот прогресс? Есть отдача от того, что холдинг заключает договора с МЭИ, Бауманкой? Понимаю, что это длительный процесс…

– Безусловно, это длительный процесс. Это процесс постепенного, взаимного воспитания. Мы помогаем учебным институтам понять, в чем мы нуждаемся, каких специалистов мы ожидаем, что востребовано. Не секрет, у нас было огромное перепроизводство юристов, экономистов, не всегда близких к реальной экономике. А сейчас, совершенно очевидно, на первый план выходитпотребность в инженерах всех профилей в области линейного электросетевого хозяйства. Но к сожалению, сегодня вузы нашей страны не могут дать должного количества и качества специалистов. И тут начинаются вторичные проблемы, и не только у нас, но и у многих организаций. Например, проектные институты не в состоянии даже обеспечить необходимый нам объем работ – просто кадров не хватает у них, и это уже начинает быть серьезным сдерживающим фактором.
Вот поэтому взаимная работа с учебными предприятиями, когда, с одной стороны, мы доводим до них наши направления, наши болевые точки, с другой стороны, проводя нашу техническую политику, мы им даем сигналы, в каком направлении нас интересуют их научные разработки, – это взаимно обогащающий процесс, в результате которого они лучше понимают, чего мы хотим, и лучше готовят для нас специалистов.

– Как вы относитесь к мобильным подстанциям для холдинга? К типовым решениям для подстанций?

– А как я должен к ним относиться? С любовью!

– Что в перспективе будет делаться?

– Существует 3990 различных решений надежного бесперебойного энергоснабжения. Одно из этих решений – мобильные подстанции, одно из этих решений – мобильные бригады. Еще одно – типовые решения для подстанций. Остальные 3989 мы обсудим в следующий раз.

Беседовал Алексей Иванов