Борис Стругацкий

«Трудно быть богом», «Пикник на обочине», «Улитка на склоне», «Понедельник начинается в субботу» – книги, на которых была выстроена философская система нации в тоталитарной стране, где были табуированы религиозные ценности, а партийная идеология заменяла национальное самосознание.

Братья Стругацкие, Борис и Аркадий, взрастили поколение с нравственной платформой «приличного человека», человека мыслящего, свободного в несвободной стране, способного, если не призванного, сделать самый важный в жизни выбор. Наверное, будет справедливо сказать, что книги этих авторов не только литературный феномен, но и культурно-исторический.

Созданный ими Мир Полудня – идеальное предсказание, абсолютное и точное, которое могло бы восприниматься как гуманистическая аллюзия, если бы не оказалась общей судьбой огромной страны еще при жизни авторов. Мы все участники технологического прогресса в мире потребления, люди, так или иначе разрешающие внутренний личностный конфликт, соразмерный с вселенской катастрофой, если ради него человеку приходится идти на сделку с самим собой и жертвовать тем, что делает его личностью, – собственной совестью. Аркадий Натанович умер в 1991 году, Борис Натанович – сейчас ему 78 – продолжает писать. А мы продолжаем читать и жить «по Стругацким».

Единственное предсказание, которое нам удалось, есть описанный в повести «Хищные вещи века» Мир Потребления. Разумеется, у нас и в мыслях не было поразить читателя точной прогностикой – мы всего лишь пытались доказать дуракам и жлобам из идеологического отдела ЦК (боже, какие мы были задиристые, наивные молодые ослы!), что изобилия и «каждому по потребностям» (ради чего под командованием партии мы все задницу себе рвали) совершенно недостаточно для построения коммунизма. Что сытый, развлекающийся, полностью удовлетворенный гедонист – это не та фигура, ради которой надо было устраивать ВОСР и прогонять господина Рябушинского. Что не хлебом единым, в конце концов!.. «Хищные вещи» задумывались как произведение полемическое и, по сути, как антиутопия. Полемичность была достойно оценена партийной прессой, объявившей повесть идеологически ошибочной («при капитализме не может быть изобилия!»), а насчет антиутопии пару лет спустя один умный читатель сказал мне: а что там, собственно, плохо, в этом вашем «заповеднике мещан»? Ты волен распоряжаться собой и своей судьбой. Хочешь балдеть слегом – твое дело. Хочешь жизнь свою положить на борьбу с этим полуразложившимся миром – да флаг тебе в руки! Jedem das Sein, или (если вам не нравится вывеска на воротах Бухенвальда) Suum cuique! Смысл тот же: «Каждому свое». И мы поняли, что написали вовсе не антиутопию. Мы придумали Мир Потребления, который смотрится как наиболее вероятное ближайшее будущее. Неприлично сытое, противноватое, отнюдь не радующее наше воображение – но! Не кровавое. Не жестокое. Имеющее перспективу. Несущее в себе свободу, а значит, и возможность развития. Так оно все и вышло. Прошло с тех пор больше сорока лет, и мы видим мир «Хищных вещей» воочию. Еще не везде. Еще лишь как пристанище «золотого миллиарда». Но уже видно, что именно на такой мир нацелена пресловутая «равнодействующая миллионов воль». Что ничего РЕАЛЬНО лучшего человечество не придумало. Либо «нищета по стойке смирно»; либо неустойчивая смесь свободного рынка с перезрелым тоталитаризмом; либо Общество Потребления, «Хищные вещи века». Это оказалось попадание в цель. Все прочие наши изыски в области футурологии смотрятся либо как банальности (вроде устройства Саракша), либо как случайные совпадения с наступившей реальностью (как наш Большой Всепланетный Информаторий, который мы придумали лет за пять до появления Интернета, но который оказался похож на Инет не более, чем аэроплан Можайского на аппарат В-2-стелс).

Коммунизм так называемых марксистов, членов КПСС и КПРФ, никакого отношения к нашему Миру Полудня не имеет. И «левая идея», и «оживающий сейчас марксизм в разных изводах» – все это ностальгия по застойному тоталитаризму и по плохой, но дешевой «еде» (во всех смыслах: здравоохранение – плохое, но дешевое; образование – плохое, но дешевое и т.д.). Это реакция на новые порядки: работать надо, а не служить; пошевеливайся-пошевеливайся; хочешь жить – умей вертеться… Эти правила непривычны, неприятны, раздражают, особенно когда видишь соседа, который «умеет вертеться» и стал зажиточным. Желанный сценарий для людей такого типа – общество, где «вы делаете вид, что нам платите, а мы делаем вид, что на вас работаем». А если уж они попытаются представить себе коммунизм, то это будет «знамя, на коем начертано: КАЖДОМУ ПО ЕГО ПОТРЕБНОСТЯМ». При этом Мир Полудня остается, безусловно, миром-в-котором-хочется-жить-и-работать для тысяч и тысяч людей определенного склада, особенно молодых. Но численность этого контингента с каждым годом, по-моему, уменьшается. Все чаще и чаще встречаются такие, кто ищет в работе источник обогащения (а не удовольствия) – они не мечтают быть исследователями и творцами (таких они называют «ботаниками»), они хотят сделаться предпринимателями, бизнесменами, воротилами – «делателями денег». Это плохо, конечно. Но это, по крайней мере, не есть путь в тупик, к которому фактически призывают новые «левые». А что до Мира Полудня, то он еще долго будет оставаться светлой мечтой для людей определенного склада ума, но, кроме них, он никому не нужен и, вероятно, никогда не окажется на оси «равнодействующей миллионов воль».