Дмитрий Крымов: «Чехов провоцирует на творчество»

Дмитрий Крымов. Родился в Москве. Окончил факультет сценографии Школы-студии МХАТ. С 19 лет начал свою деятельность как художник-постановщик. Спектакль «Отелло» в постановке отца, великого режиссера Анатолия Эфроса, стал одной из первых его работ. За 20 лет более ста спектаклей в театрах Москвы, Санкт-Петербурга, Риги, Таллина, Софии, Токио, Парижа. Живописные и графические работы Дмитрия Крымова были приобретены многими музеями мира.


В названии, вызывающем ассоциацию с абракадаброй, – намек на жанр: абсурд, пародия, сатира. «Тарарабумбия, сижу на тумбе я», – напевал чеховский Чебутыкин из «Трех сестер» – отчаянно скучающий неудачник, который скрывал свои чувства за пустыми, малозначащими фразами. Говорить одно, а делать другое, удержать свою жизнь на изломе между «быть» и «казаться» – загадка и притяжение чеховской драматургии. Но в спектакле Крымова – надрыв не в одной истории, ограниченной рамками сюжета, а в нескольких, не ограниченных творчеством. Оттого и получился парад чеховских героев, будто сошедших со страниц бессмертных произведений великого писателя.

Перед зрителями за час с небольшим прошествовали растиражированные господа и слуги, писатели и артисты, танцоры и певцы, фокусники и музыканты, начальники станций и военные, врачи, влюбленные девушки, вечные студенты, новые владельцы вишневого сада, дети (Бобики и Софочки). Перед зрителями по транспортерной ленте прокатились остатки дворянских усадеб, оркестры и хоры, чайные столы, беседки, «многоуважаемый шкаф» и огромный вагон с надписью «Устрицы», в котором было доставлено тело Чехова на родину. А в финале честь писателю отдают слившиеся с аэропланами Экзюпери, Бунин, Солженицын, Фурманов на деревянной лошадке, Шолом-Алейхем на цирковом велосипеде. Свою признательность писателю выражает советская общественность: группа спортсменок, занимающихся синхронным плаванием, моряки с бутафорской рыбой и труппа артистов Большого театра, наделенных отличительными знаками номенклатуры, больше похожих на комиков.

Рассказать об этом сложно, лучше – видеть: проследить хронику событий на фоне то лирической мелодии, то бравурного марша. Сам режиссер Дмитрий Крымов признается:
– Передо мной как режиссером стояла задача сделать хороший спектакль. В выбранном формате это уже девятый по счету, и последующий всегда сложнее делать, чем предыдущий, потому что человек, к сожалению, ограничен внутри. Нужно было найти что-то новое для выбранного стиля, расширить его и одновременно описать свои чувства к Чехову. Он как провокация для творчества, отправная точка для работы. Все, кто обращается в своем творчестве к Чехову, занимаются тем же самым: говорят своим языком, делают своими руками. И в итоге получается не столько воспроизведение творчества Чехова на сцене, сколько собственное восприятие Чехова, собственное творчество. Это уже не он, а другие. В этом смысле Чехов используется, в самом благородном понимании слова, как источник для творчества. Или как еда для жизни и здоровья. В результате получился спектакль, который стал поводом для встреч и общения, для всех, кто ценит и любит Чехова. Это дань его таланту, памяти в честь 150-летнего юбилея великого писателя.

–Удалось ли вам и актерам выполнить поставленные задачи?
–Математически – на сколько – подсчитать невозможно. Ведь даже коэффициент полезного действия не исчисляется в сто процентов: немало уходит мимо, вхолостую. А здесь спектакль. В нем были заняты больше 80 человек, и только восемь из них мне хорошо знакомы: это актеры, с которыми я работаю, – с остальными встретился впервые. Но если оценивать в общем, могу сказать, что результат получился очень близким к поставленной задаче. Все остальное оценят зрители.

–Для того чтобы понять, что происходит на сцене, зрители должны быть хорошо подготовлены, то есть должны знать чеховские произведения чуть ли не на зубок. Вас не смущает, что в зале могут оказаться и «двоечники»?

–Конечно, желательно, чтобы зритель был культурным, образованным. В этом случае он легко поймет, во всем разберется, но это не обязательное условие. Ведь когда читаешь стихи, например, Мандельштама или Пастернака, в которых используются не всем понятные и знакомые античные образы, не требуется листать учебник. В этих стихах покоряет ритм, и становится понятным смысл. Другими словами, загадка притяжения – в волшебном ритме, он и завораживает. Так и в спектакле: если есть динамика, а это часть ритма, то действо увлекает. Не берусь давать советы, но лучше, конечно, знать родную литературу. Чехов – великий писатель, замечательный рассказчик и драматург. В любом случае буду рад, если наше, воплощенное в спектакле, восприятие Чехова побудит зрителей к тому, чтобы они вернулись к первоисточнику. Мне кажется, так чаще всего и происходит.

–В чем для вас измеряется успех? В признании, в аншлаге или есть другой вариант ответа?

–Я не знаю, о чем вы говорите и что такое успех. К себе я это понятие не отношу. Потому что каждый день полон сомнений: размышляю и ищу ответ на вопрос, получается или нет. Весь этот процесс сопровождается раздражением, нервным напряжением.

–Но это свойственно любой творческой личности, которая работает на публику.

–Да, сделать спектакль – это не написать роман, который можно положить в стол. С одной стороны, воплощаешь собственные идеи, а с другой – думаешь, примет ли их публика. Ведь в итоге спектакль выходит в люди. Но при этом ценю возможность благодаря обстоятельствам вынести на обсуждение свое восприятие в данном случае произведений Чехова. Приятно видеть реакцию на это людей: если зрители приходят, это и есть успех, если нет – значит, что-то другое. У нас есть спектакли, на которых всегда аншлаг, а есть один-два, на которые приходят очень мало. И честно скажу, не знаю почему, в чем дело. Вообще я не думаю об успехе и не верю в него. Для меня это понятие абстрактное и ко мне не имеет отношения.

–Разве для вас неважно общественное мнение? Какое оно имеет значение для дальнейшего творчества?

–Конечно, имеет значение. Не думаю, что есть люди, для которых это неважно. Общественное мнение – это профессиональная часть публики, ее отношение к тому, что мы делаем. И оно всегда ожидаемое. Порой нервирует, расстраивает, порой радует.

–А кто для вас публика?

–Это часть спектакля. Когда один человек смотрит на другого, а тот, кто играет, знает, что делает для другого, и знает, что на него смотрят. Поэтому он не может, не имеет права сделать плохо. Так возникают отношения между актером и зрителем.

–Что для вас является главным условием для творчества?

–Желание делать.

–А условия для воплощения?

–Никаких условий. Главное – желание. Должно очень хотеться. Все остальное – второстепенные, надуманные вещи.

–Что для вас театр?

–Очень сложный вопрос. Люди, возможность общаться с симпатичной компанией, видеть глаза художников, актеров, которым показываешь новую дорогу, и наблюдать, как воплощается идея. Театр из всех видов искусства дает самое сильное по степени эмоциональности впечатление, сильнее, чем музыка, живопись. И я хочу испытывать это снова и снова. Без этого не представляю своей жизни. Это как наркотик.