Будет ли дальнейший рост тарифов?

В Агентстве РИА Новости прошел «круглый стол» «Рост тарифов на электроэнергию, причины и последствия», в котором приняли участие руководитель Департамента исследований ТЭК Института проблем естественных монополий (ИПЕМ) Александр Григорьев, старший эксперт института энергетики и финансов Сергей Кондратьев, заведующий лабораторией прогнозирования ТЭК Института прогнозирования народного хозяйства РАН Валерий Семикашев, председатель наблюдательного совета сообщества потребителей энергии Александр Старченко, главный редактор журнала «Энергополис» Алексей Иванов. Наиболее интересные выдержки из дискуссии мы предлагаем читателям.

 

Александр Григорьев: – За последние 10–12 лет рост тарифов на электроэнергию был колоссальным. Уровня США мы уже достигли, а в отдельных регионах даже и превзошли. Мы на пути к европейским ценам, которые пока еще выше наших. Причины роста разнообразные. Население находится в несколько привилегированном положении, власти стараются не допускать, чтобы рост был совсем уж чрезвычайным, но в Москве мы уже приближаемся к мировым ценам. Речь идет не только о тех счетах, которые мы платим энергосбытовым компаниям. Есть ведь еще и водоснабжение, которое зависит от электроэнергии, то есть это не всегда наши прямые расходы. Если говорить о промышленности, то это наши зарплаты, налоги, и, если наша промышленность становится неконкурентоспособной, это неминуемо скажется на благосостоянии населения через десятки и сотни цепочек. Поэтому когда слышишь, что нам еще надо повысить цены на электроэнергию… А куда повышать? Выше, чем в США? Сделать как в Европе?

 

Причин роста тарифов несколько: сети и генерация. За счет RAB-регулирования выросли тарифы, доля сетевого комплекса существенно возросла, но росла цена и на оптовом рынке, которая была вызвана тем, что цены на газ не снижались. В США – снижались, у нас – нет. Кстати, по ценам на газ мы тоже, видимо, вскоре сравняемся.

 

Александр Старченко: – У нас в энергетике эксклюзив, она управляется в ручном режиме. Если взять среднюю температуру по больнице, как это любит делать Федеральная служба по тарифам, то получается, что население оплачивает примерно 50% цены электроэнергии. Отсюда и берется перекрестка. Население реально платит меньше, чем эта теоретическая цифра, а эти деньги считаются… Это только у нас такое понятие существует – «необходимая валовая выручка монопольных компаний». Когда рассчитывают эту валовую выручку, ее уже считают каким-то абсолютом независимо от того, насколько качественно они работают, насколько удовлетворены потребители их работой, насколько эффективно борются они со своими потерями, с операционными издержками, – необходимую валовую выручку они соберут в любом случае. И черная дыра, куда уходят вот эти 50%, – это тарифы на передачу электрической энергии, это распределительные сетевые компании.

 

– Может ли наша экономика и дальше наращивать тарифы?

 

Александр Старченко: – Основная черная дыра в российской энергетике – это разные затраты: операционные, инвестиционные сетевых компаний. А это абсолютно тарифно регулируемая отрасль. Важно только, кто ее регулирует: Федеральная служба по тарифам на федеральном уровне либо региональные энергетические комиссии. На уровне регионов эти аппетиты не ограничены вообще. Результаты бывают совершенно необъяснимые. Например, операционные затраты на единицу обслуживаемых сетей в Тюменской энергосистеме почему-то в три раза выше, чем в «Иркутскэнерго». «Иркутскэнерго» – это частная структура, которая не входит в очень большую и сильно регулируемую.

 

– Какова доля населения в потреблении электричества?

 

Валерий Семикашев: – Население потребляет чуть больше 10% от всей электроэнергии. Россия по этому показателю ниже большинства развитых стран. В удельных показателях – в России порядка 900 кВ·ч в год на человека, в Европе – 1,5–2 тыс., в США, Финляндии – около 4 тыс. кВ·ч на человека. А это определяет комфортность, качество жизни. Наши исследования показали, что малодоходные группы населения реагируют на повышение тарифов снижением потребления электроэнергии. Это порядка 20–30% населения. Высокие цены ограничивают их потребление, то есть люди недополучают в качестве жизни. Если говорить о потерях в экономике из-за высоких цен, я бы отметил малый и средний бизнес: новые предприятия не могут подключиться к сетям – зачастую оплата за подключение к сетям сопоставима со стоимостью собственной генерации.

 

– Как рост тарифов влияет на макроэкономические показатели?

 

Сергей Кондратьев: – В последние годы 40–60% инфляции формировалось за счет так называемой немонетарной инфляции, той, которая появляется из-за роста тарифов, регулируемых государством, – энергетика, ЖКХ, транспорт. Почему Центральный банк не может победить инфляцию? Тарифы, государство способствует этой накачке. Сейчас доля электроэнергии в расходах семьи некритична – 1,2–1,3% доходов. Во многих странах этот показатель – 2%. Цены в Москве сейчас около 10 евроцентов, или 4 рубля. Столько же, сколько стоит 1 кВ·ч в предместье Парижа. Любопытно, что в 2000-е годы наибольший рост цен был на наиболее либерализованных рынках: в 2005 году в Великобритании они составляли около 7 евроцентов, сейчас, в 2012 году, при очень низких ценах на топливо (цены на газ в Англии гораздо ниже, чем в континентальной Европе) цены на электро-энергию для населения – 16 евроцентов. Это выше, чем в Германии почти на четверть, в полтора раза выше, чем во Франции, и т.д. Цены для промышленности в Англии тоже намного выше.

 

Таким образом, мы вышли на такой уровень, что нам нужно думать не о росте, а о снижении цен. Перекрестка не живет сама по себе, надо смотреть на причины – тарифы распределительных сетей, когда строится совершенно ненужная подстанция, – повсеместно, во всех регионах. Есть хороший пример в Липецкой области, под Ханты-Мансийском строится подстанция, хотя действующая загружена процентов на 15 и вся эта нагрузка в дальнейшем включается в тариф. А так как считается, что население такой тариф платить не может, то плата сваливается на промышленность. Эти инвестиции никому не были нужны, за исключением местных властей, тех, кто строит, и менеджмента сетевых компаний. Есть резервы и в генерации: у нас достаточно большой профицит мощностей, мы не выводим старые мощности, но и за новые, и за старые мощности у нас платит потребитель. У нас и сети, и генераторы, которые представляют собой гораздо более рыночный сегмент, не хотят платить деньги и государство не хочет стимулировать эти компании, чтобы они стали более эффективным. Когда заканчивалась реорганизация РАО ЕЭС в 2008 году, Минэкономразвития предложило к 2014 году план ликвидации перекрестного субсидирования. По плану к нынешнему, 2012 году перекрестки должно было остаться, кажется, 124 млрд. Сейчас, по факту, оно в два с половиной раза выше. То есть регуляторные последствия абсолютно не были просчитаны. И, когда мы готовим постановление к очередному Новому году, мы наступаем на те же грабли.

Александр Григорьев: – Не стоит спешить при реформировании. Например, в Англии сейчас происходит то, что они называют «новой реформой энергетики». На сайте парламента – план этой реформы. Планируется чуть ли не два года ее обсуждать, потом лет семь будут смотреть, соответствуют ли результаты ожидаемым. Никто не спешит. Они уже поспешили – и вот такая у них цена. Кстати, у нас много говорят о приватизации. Давайте посмотрим, что происходит в европейских странах. Фингрид на 50% принадлежит финскому правительству, монополия IDF на 84% принадлежит правительству Франции, ENEL более чем на треть суммарно принадлежит правительству Италии. То есть государству надо бы взять паузу, подумать, не спешить приватизировать: риски не-удачного реформирования существенно выше при спешке.

 

– Говорят, к концу декабря министерство представит стратегию развития отрасли. Будет ли дальнейший рост тарифов?

Александр Старченко: – Из того что сейчас происходит на уровне регуляторов, очевидно, что рост тарифов будет. И очень существенный. Сейчас доля тарифов на передачу у нас 50%, и примерно половина денег, которые вообще платятся всеми потребителями, уходит в генерацию. Так вот доля генераторов стремится вырасти – за счет платы за ДПМ. Сетевики отставать не хотят: они на совещании по осенне-зимнему максимуму заявили, что им нужно еще три триллиона рублей для того только лишь, чтобы обеспечить необходимую надежность! Вопрос: а куда делись и как повлияли на надежность те три триллиона, которые они потратили за последние пять лет? Если кто-то не в курсе, то ФСК совместно с распределительными компаниями за последние пять лет куда-то дела три триллиона рублей. Говорят, потратили на увеличение надежности. При этом статистические цифры о собственной надежности они никогда и никому не показывают. Кто-нибудь видел когда-нибудь отчетность МРСК-Холдинга по тому, как у них изменилась надежность? Никто! Общество заплатило три триллиона и не получило никакого отчета о том, куда делись эти деньги. И снова они хотят закопать то ли три, то ли пять триллионов и опять-таки в повышение надежности! И снова в какие-то инвестиции, эффективность которых никогда и никем не обсуждается! Что говорить о реформах?

 

Давайте посмотрим те же способы формирования инвестиционных программ сетевых компаний в Штатах. Там это проходит в режиме публичных слушаний, в которых проходят судебные заседания. Есть инициатор, который пытается защитить инвестпрограмму, и есть процедура, аналогичная судебной, по которой принимаются решения: с возможностью состязательности сторон, с возможностью предъявлять аргументы и с продуктом, который более или менее соответствует интересам всех сторон. В Англии инвестиционные программы в соответствии с законом подлежат двойной независимой экспертизе разными компаниями с доказанным отсутствием конфликта интересов и связей между ними.

 

Валерий Семикашев: – В России многие потребители платят уже больше десяти рублей – отдаленные населенные пункты, маленькие энергосистемы. О прогнозах. Есть факты, которые определяют дальнейший рост. Правительство ориентирует хотя бы на 12%. Но у многих будет значительно больше.

 

Сергей Кондратьев: – Нам надо менять стратегию. Не уверен, что ее можно изменить за два месяца. Надо остановиться, подумать, не продолжать бездумно индексировать, а посмотреть – и заморозить цены. У нас есть в RAB-регулировании очень интересный индекс эффективности расходов. Надо больше смотреть на показания эффективности, чем вала.

 

– Проблема социальных норм актуальна?

Валерий Семикашев: – Этими нормами хотят защитить какие-то группы населения.

 

Александр Старченко: – Механизм оплаты населением в пределах соцнормы и свыше соцнормы мог бы помочь ликвидации перекрестного субсидирования при условии установления индивидуальной нормы для каждого региона. В Мурманске и Краснодаре это будут разные цифры. Но установление соцнорм не из политических соображений, а исходя из реальной практики, реальной статистики, реальной ситуации в конкретном регионе. Если эту норму завысить, она не принесет вообще ничего.

Сергей Кондратьев: – Норма может частично решить проблему. Но надо двигаться поэтапно. На Северном Кавказе вообще не принято платить за электроэнергию. Но ведь это тоже ложится нагрузкой на всех остальных! Надо сначала приучить всех платить.

 

Александр Старченко: – По информации сбытовых компаний, оплата электроэнергии населением – не менее 97–98%. Население прекрасно платит за электроэнергию. И промышленные предприятия весьма аккуратно платят. На оптовом рынке я не слышал, чтобы не платили какие-то предприятия. Есть сбыты, есть гарантирующие поставщики – это к вопросу о неплатежах. Моя позиция – тех, кто не платит, отключать надо. Надо только придумать механизм, чтобы при этом не пострадали клиенты, добросовестно заплатившие. При этом надо остановить дальнейший тренд на нера-зумное увеличение тарифов: не будем забывать, что стоимость энергоресурсов – это основное условие ведения бизнеса в стране. По газу мы ведь тоже Северную Америку догнали. Цена в средней России за тысячу кубов газа выше, чем где-нибудь в Индиане. Так вот, если удорожание продолжится, потребители просто отключатся от сетей. И перейдут на собственную генерацию. В сетях – много дороже!

Александр Григорьев: – Мы хотим от электроэнергетики надежного энерго-снабжения, и по доступным ценам. Любой документ и должен в преамбуле начинаться с того, как он сочетается с этой целью. Низкая цена на электроэнергию – единственное наше конкурентное преимущество при вступлении в ВТО. Но сейчас у нас и его не будет! Притом что мы страна – экспортер энергоресурсов!

 

– Из каких критериев исходили, исчисляя социальные нормы?

 

Александр Старченко: – Тайна сия велика есть!

 

Сергей Кондратьев: – У нас потребление электроэнергии населением – в значительной степени модельная вещь. Формально гарантирующий поставщик может вам построить какую-то кривую потребления электроэнергии населением, и вы условно выбираете – 40–50–60% должны быть обеспечены по социальным нормам. Но при нашем специфическом учете, особенно по населению, сделать рациональные выводы достаточно проблематично.

 

При таком качестве статистики неплохо было бы общественное обсуждение устроить. Пока что обсуждение идет в каких-то кабинетах, долетают брызги, какие-то циферки, которые нельзя считать официальными… Я, например, слышал цифру 100 кВ·ч на человека. Так вот при этой цифре социальными нормами можно не заниматься, смысла нет.

 

Валерий Семикашев: – Это на 30–40% больше, чем расходуется в среднем. Выше – это когда делают теплые полы на даче или бассейны. Здесь разумна коммерческая цена. Важно – чего хотят добиться соцнормой?

 

Александр Старченко: – Было бы неплохо, если бы Минэнерго опубликовало свои прогнозы-предложения, чтобы их можно было обсуждать представителям и мелких, и крупных потребителей, представителям сетевых компаний и так далее. Чтобы результат был относительно взвешенным по каждому региону. Глава администрации региона, поверьте, никогда не будет этим заниматься. Это им в принципе неинтересно.

 

Записал Алексей Иванов