Энергетические мифы в головах европарламентариев

Председатель Комитета Госдумы по энергетике Иван Грачев продолжает отвечать на вопросы, заданные в общественной приемной на выставке «Электрические сети России – 2012»

 

– Иван Дмитриевич, дальнейшая техническая политика развития будет строиться на политике ФСК ЕЭС или Холдинга МРСК?

 

– Более проработанная техническая политика, на мой взгляд, у ФСК ЕЭС: по модернизации, по переоснащению, по видению будущего. У МРСК существенно сложнее сама конструкция. Их инновационная политика не слишком сильное впечатление на меня произвела. Будь моя воля, я бы во главу угла ФСК ЕЭС поставил.

 

– Кто курирует инновационную деятельность? Есть ли такая структура или какой-то персонаж?

 

– На мой взгляд, в стране этого вообще нет. Инновационная деятельность начинается с очень простой оценки. Понятно, что никакими рыночными методами ни к какой инновации, ни к какой экономике знаний не придешь. Асимметрия спроса на сырье и знания настолько мощная, риски по внедрению инноваций настолько серьезны, что при любой рыночной основе, при любой макроэкономической стабилизации продвижение «трубы» в России гарантировано. Должна быть единая государственная политика по инновационной деятельности, по поддержке инноваций. Она должна начинаться с базового закона, в котором будет четко обозначено, кто такой инноватор, что такое инновационная деятельность, как организовать сообщество инноваторов, как все это планировать, как оценить, что наиболее важно. Этого закона нет, следовательно, нет и никакой инновационной системы. Есть какие-то отдельные элементы мозаики, которые не работают на результат. И на энергетике это тоже сказывается. Понятно, что в энергетике больше денег и необходимость в инновациях совершенно железная. Но в целом единой общегосударственной политики тут нет.

 

– В перспективе вы не намечаете это направление в своей работе?

 

– Нужна политическая воля в стране. Мы создаем внутри комитета что-то типа штаба. Закон об инновационной деятельности у нас есть, он лежит давно. Применить его в части энергоэффективности возможно, но поскольку непонятно, можно или нет продавить общее, не только энергетическое решение, то в дальнейшем принятие закона распадается на части. В любом случае это полезно и имеет немалое значение. Я понимаю, как решать проблему в целом, но не чувствую, что я в состоянии это решение продавить.

 

– Вопрос по кадрам в энергетике. Существует ли банк вакансий? Доступен ли он? И вообще нужен ли общий банк вакансий?

 

– Единого банка вакансий нет. Ко мне часто обращаются из разных отраслей энергетики, то атомщики, то нефтяники. У них у всех очень разные представления о подготовке кадров. Но как раз тут решение возможно. И по газу, и по нефти, и у атомщиков, и у сетевиков есть понимание, что инженерный состав выбит. Есть инженеры старой школы, дальше идет эпоха «менеджеров и прочих финансистов» лет в пятнадцать, которые доминировали в стране и инженеры готовились в это время непонятно как. Есть понимание в оставшихся энергоинститутах и их фрагментах, что им нельзя просто набирать студентов и ждать, когда их разгонят, руководствуясь совершенно дикими критериями эффективности или неэффективности. Пора прибиваться к энергетикам, туда, где есть работодатель, где есть спрос. Тут возможны правильные решения в достаточно короткие сроки. Я пока могу только попытаться состыковать потенциальных потребителей высшего образования и тех, кому кадры необходимы. И я эту работу потихоньку делаю.

 

– Как вы относитесь к идее управления проектами? Может ли энергетика в целом рассматриваться как крупный проект и управляться, как управляются проекты?

 

– Несомненно, может. Если мы будем обдумывать мощные, широкомасштабные проекты для страны вроде ядерной бомбы или полета на Луну (а я считаю, что только так можно продвинуть Россию вперед). Например, ТЭК Востока может стать большим общероссийским проектом, если он сразу будет сопряжен с длинными линиями электропередачи с расчетом на то, что в перспективе и Европа, и Китай будут потреблять много нашей энергии, что он будет удовлетворять громадные потребности Евразии. Чем раньше мы это поймем и объясним Западу, что все эти утопии вроде возобновляемых источников энергии кончатся экономическим крахом, тем будет для всех лучше.

 

Для России нужны два-три таких мощных проекта, которые возглавят люди класса Королева, Курчатова. Но боюсь, есть у нас склонность к модам: мода на платформы, на кластеры, на нанотехнологии. Эти модные названия создают иллюзию продвижения к цели. Часто это вообще не нужно, потому что мощный управленец класса Королева или Курчатова может осуществлять управление проектом в любом режиме, и не важно, большой это проект или какая-то обыкновенная плановая система, в рамках которой мы решаем задачи обычным плановым способом (сметы, планы). Существует реальная опасность, что станет модой обыкновенная болтовня.

 

– Но Курчатов и Королев работали в условиях тоталитарного режима, когда все могло подчиняться им. Сейчас же управление проектами значительно сложнее.

 

– Любые производители и потребители энергии понимают, что балансы как минимум леонтьевского типа в системе нужно устанавливать. Как это так, заложили угольную станцию, а дальше никто не понимает, как ее можно использовать? А ведь кто-то рисовал план. Но оказалось, что железная дорога ни сном ни духом про эти планы. Да и вообще у нее нет необходимой пропускной способности. Нормальная государственная задача не допустить такого. И эшелонированная система планирования, управления проектами в США явно присутствует во всем, в том числе и в энергетике.

 

– Скоро в Брюсселе будет саммит по энергетике. Чего мы можем от него ожидать и насколько могут быть реальны эти ожидания?

 

– Чего ожидать? Я не знаю. Очень показательны в этом плане были наши последние диалоги в Европе. Там хорошо были продемонстрированы различия в том, как мыслит бизнес и как мыслят чиновники. Прогнозы на потребление энергии и цены на нее, по мнению европейских чиновников, имеют понижательные тенденции, имеют место бредни по поводу возобновляемых источников энергии. У бизнеса ровно наоборот. На днях я встречался с представителями «Сименс». Они понимают, что при любой декарбонизации газ заменить нечем, что без большого объема газа все остановится и им придется расконсервировать самые грязные угольные станции вместо того, чтобы жечь наш газ.

 

Поэтому, чего ожидать от чиновников, мне судить трудно, но европейский бизнес ответственно и серьезно подходит к делу. Они понимают, что нужен некий энергетический микст, в котором будет российский газ по-настоящему представлен. Я уверен, что с Европой будут достигнуты договоренности по энергетическим вопросам, что их абсолютистская позиция по поводу ВИЭ, либерализма, спота закончится по мере усугубления кризиса и холодных зим.

 

– Как вы оцениваете в этом смысле российскую дипломатию?

 

– В целом положительно. Я слушал на конференциях доклады российских дипломатов и разговаривал с ними. И могу сказать, что то, что ими написано, что они излагают, – это очень грамотно и профессионально. У них хорошие эксперты. На мой взгляд, не согласованы разные ветви: наш бизнес ведет свою дипломатию, но очень плохо включен в дипломатию европейский бизнес. Нашему бизнесу европейские парламентарии могут не верить, но своему бизнесу не верить труднее. Недостаточно задействованы парламенты. Я общаюсь с европейскими парламентариями и вижу, что в их головах много мифов, мало знаний про то, как добываются газ и нефть, как они транспортируются. Конечно, есть профессионалы. Но мифов много. Поэтому там непаханое поле для координационной работы. Мы уверены, что европейцы во многом ошибаются. В их позициях много иллюзий, которые сейчас, в период кризиса, особенно проявляются. Называют цифры в 180 млрд. еврообязательств по «зеленой» энергетике, притом что она развита на 7–10% в Европе, в Германии. А что будет, когда она составит 50%? Тогда какие обязательства должен будет взять на себя европейский бюджет? Это же факты, а не наши измышления. ВИЭ требует дублирования. По мере вывода атомных станций их мощности будут заменять старые угольные электростанции на буром угле. И начнут выбрасывать CO2 в таких масштабах, что его будет в 2–3 раза больше, чем если бы постоянно жгли газ.

 

– Возможно, это давление бизнеса на парламентариев?

 

– Я бы хотел, чтобы его было больше. Бизнес всегда понимает затраты и выгоду. Абсолютистская, идеологическая во многом позиция всегда рождает дополнительные риски. Да и дорога она.

 

– Для вас прошедший год был тяжелым?

 

– Год был сложным. Но я уверен, что по любому пункту мы найдем правильное решение. Даже несмотря на то, что нередко депутаты вынуждены голосовать не так, как они думают, а просто подчиняясь большинству фракции. Хотелось бы переломить это, чтобы человек не путал политику с профессией.

 

Записал Алексей Иванов