Никита Белых. Что может сделать в России один губернатор?

35-летний кандидат исторических и экономических наук, Никита Юрьевич Белых окончил экономический и юридический факультеты Пермского государственного университета, проходил стажировку в Оксфорде, был вице-губернатором Пермской области и самым молодым в России человеком на таком посту. Губернатор Кировской области с января 2009 года, после того как его кандидатура была внесена президентом Медведевым и ее тут же утвердили все, кому и положено утверждать. Согласно рейтингу сайта goslyudi.ru Никита Белых – один из самых популярных политблогеров России.

– Если разобраться, то работа губернатора, как правило, состоит из двух направлений или элементов. И собственно говоря, выбор между этими элементами или выбор сочетания этих элементов и определяет политику, если угодно, губернатора в регионе.

Есть работа, которую я для себя называю «подвиги Геракла». То есть какие-то вполне осязаемые, видимые вещи, связанные, как правило, либо с решением давно стоящих перед обществом проблем, либо со строительством каких-то объектов. Строительство дорог, спортивных комплексов, газификация региона, мосты, больницы, школы. То есть все это очень важные и нужные задачи, которые очень хорошо людьми оцениваются, которые хорошо людьми ощущаются и воспринимаются и которые очень позитивно сказываются на рейтинге губернатора и власти вообще.

Есть вторая задача или второй комплекс задач, который я называю «изменение формата взаимодействия власти и общества». Я сейчас скажу фразу, которую уже говорил пару лет назад на одном из форумов, по-моему, в Перми, за которую мне тогда тоже очень много досталось, в том числе и от нашей демократической общественности. Я сказал, что, когда я принимал активное участие в деятельности оппозиционных движений и партий, я совершенно искренне ненавидел власть.

Теперь, когда я работаю губернатором, мое отношение к власти не изменилось. Я считаю, что власть заслуживает еще худших эпитетов, чем те, которыми ее награждают многочисленные участники разного рода дискуссий. Но я стал понимать, насколько у нас проблематичным является и само общество.

Если раньше я это представлял сугубо теоретически, то в рамках работы в органах власти я это ощутил, что называется, на кончиках пальцев.

Если вернуться к тому, что есть два направления в работе губернатора: подвиги Геракла и вопросы, которые можно называть институциональными изменениями. И вот эта вторая работа она, во-первых, большинству людей непонятна. Второе, она если и даст положительный эффект, то не в этой жизни, во всяком случае не в рамках одного срока губернатора или какого-то другого чиновника. И в-третьих, она отнимает огромное количество сил, времени и иных ресурсов, которые, как мы знаем, все носят очень ограниченный характер. И более того, на определенном этапе вот эти два вектора – подвиги Геракла и институциональные изменения – входят в некое противоречие друг с другом, и не только в силу ограниченности ресурсов, когда ты думаешь, на что потратить соответствующие время, административный ресурс, деньги: на строительство школы или на какие-то изменения институционального характера, – но и в силу того, что некоторые из подвигов Геракла усугубляют то ненормальное положение, которое сложилось во взаимоотношениях между властью и обществом.

Постараюсь расшифровать, что мне кажется ненормальным во взаимоотношениях власти и общества. Это проблема, которая называется «патерналистские настроения». Я считаю, что значительная часть проблем и коррупционного характера, и экономической отсталости является следствием этих самых патерналистских настроений.

К сожалению, мы должны признать: на сегодняшний день общество, в том числе и с подачи власти, в большинстве своем абсолютно искренне считает, что никакого личного участия не просто там в государственном управлении, а вообще в решении каких-либо задач от общества не требуется. И все, что нужно, – это, собственно говоря, ждать, когда власть вот эти блага, вот эти результаты, которые общество ожидает, спустит сверху. И стратегия по реализации плана подвигов Геракла во многом это поощряет. То есть когда человек понимает, что он ничего не делает, но вот здесь строятся дороги, здесь строятся больницы, здесь строится какое-то спортивное учреждение, он еще больше укрепляется в своей уверенности, что так и должно быть. И поэтому я в рамках своей работы пытаюсь искать оптимальный, насколько он мне кажется оптимальным, компромисс между двумя направлениями.

Мне часто задают вопрос, можно ли было отказаться от предложения стать губернатором и не жалею ли я, что не отказался. Можно было отказаться, и не жалею, что не сделал этого.

В моей партийной деятельности было, собственно говоря, два очень разных периода. Это период до декабря 2007 года и после декабря 2007 года. Период до декабря 2007 года характеризовался неплохой активностью и работой партии, в том числе и на региональных выборах. В 2006 и 2007 годах мы активно участвовали в региональных выборах. В 70% выборов, в которых мы участвовали, мы проходили соответствующий семипроцентный барьер. Лучший результат, по понятным причинам, был в Пермском крае – 16,5%, далее были хорошие результаты в Красноярске, в Томске, в Самаре, в Республике Коми, в Ставропольском крае, в ряде других регионов. И была некая, что называется, эйфория, ощущение того, что, да, мы можем, мы понимаем, как участвовать. В партии стали появляться новые идеи, новые люди, которые видели в партии не только и не столько механизм какого-то заработка, сколько возможность использовать партию как социальный лифт и возможность действительно каким-то образом попадать в представительные органы власти различных уровней, заявлять свою позицию, быть услышанными…

И все это закончилось в ноябре 2007 года. Была знаменитая речь тогда президента страны Владимира Владимировича Путина в Лужниках, когда было заявлено о том, что есть олигархи, рвущиеся к власти, жаждущие реванша, шакалящие у западных посольств… Команда «фас» была дана.

Были арестованы тиражи нашей печатной продукции, задерживались и избивались наши соратники, прекратилось финансирование. Все спонсоры, которые до этого так или иначе участвовали в финансировании, отошли. И собственно говоря, результат – 1%. Причем дальше ситуация стала разворачиваться как в страшном сне: партия не просто стала, что называется, проигрывать на выборах – ее просто не стали допускать к выборам.

Если мы посмотрим март 2008 года, когда были президентские выборы и выборы в ряд региональных законодательных собраний, ни в одном из них партия не была зарегистрирована в качестве участника избирательного процесса. Партия стала, что называется, на глазах разваливаться.

Вообще в партиях, во всех, есть группа фанатов, то есть таких идеологически продвинутых. Их немного, и они по большому счету мало приспособлены к жизни… Никого не хочу обидеть, они нужны, но не для практических действий. Есть люди, которые являются просто аппаратом, получают заработную плату. И есть те, кто приходит, исходя из каких-то побуждений, мотиваций, то есть значительная часть видит в партии социальный лифт, как это происходит в других странах. И когда эта часть стала понимать, что в ближайшие год, два, три года, а может, и пять лет им ничего не светит, они перестали участвовать в партийной жизни, в некоторых случаях стали просто выходить из партии.

Весной и в начале лета 2008 года были предприняты лихорадочные попытки в очередной раз попытаться объединить те демократические силы, которые были на этой поляне. Собственно говоря, это могут подтвердить и Володя Рыжков, и Каспаров. Тогда они сказали: нет, мы не будем в этом участвовать. Я говорю: есть площадка, есть худо-бедно организационная структура, лицензия, как модно говорить – свидетельство о регистрации… Давайте объединим наши усилия. Нет, мы не будем. И при этом начался новый проект Кремля «Правое дело», когда соратники стали уже рядами и колоннами переходить туда. Все, что я мог тогда сделать, – сказать: о’кей, я не буду участвовать в этом проекте, в этом процессе, потому что участвовать в том, чего нет, считаю бессмысленным. Изображать из себя независимую политическую структуру и еженедельно получать инструкции в администрации президента, ежемесячно ходить туда за деньгами как-то, в общем, не считаю правильным.

И тогда прозвучал вопрос: «Хорошо, а если будут какие-то конкретные проекты неполитического характера, а вот связанные с реализацией тебя как человека, как личности, как персоны?» Я сказал, что готов эти проекты обсуждать. Через три месяца, после того как я уже наотдыхался, наприходил в себя разными способами, поступило это предложение. Оно поступило в несколько этапов. Были встречи с Сурковым, с Нарышкиным, с Путиным, с Медведевым. Обсуждались вопросы, в том числе, будем так говорить, концептуального характера, связанные с тем, что я сказал, что не буду участвовать в «Единой России». Я, собственно, до сих пор являюсь… Нет, не единственным – нас двое или трое губернаторов, которые не являются членами «Единой России». Еще какие-то определенные базовые условия были обозначены. Ну и потом уже было сформулировано это предложение, которое я принял, и с января 2009 года являюсь губернатором.

Теперь отвечаю на вопрос, можно ли было отказаться. Да, можно. На тот момент вариантов, чем заняться, у меня было два: или уезжать из страны, потому что я понимал, что бизнесом мне заниматься не дадут, а заниматься какой-то баррикадной деятельностью я не то чтобы не готов – те, кто интересуется политикой, прекрасно знают, что я и в кутузках бывал и в Санкт-Петербурге, и в Москве, и в отделениях милиции, и омоновцы меня хорошо знают, и в разных проектах участвовал, – но это не мое.

Превращать это в профессию я для себя не собирался. Просто так получилось, что мне сегодня этот вопрос задал Владимир Александрович Мау: «Как ты себя вообще ощущаешь?» Я сказал, что выкладываюсь на 100%. То есть для меня в моем на сегодняшний день состоянии здоровья и возрасте это является главным критерием. Для меня очень важно быть востребованным, занятым и активно работающим на протяжении 24 часов в сутки.

Есть еще такой «популярный» вопрос, можно ли край или губернию превратить в одну «отдельно взятую страну». Конечно, в одну отдельно взятую страну ее не превратить. Есть федеральные органы власти, есть региональные. Опять же большинство людей это очень слабо для себя разделяют. Условно говоря, милиция, ФСБ, прокуратура, наркоконтроль – это я перечисляю только тех, кто называется силовиками. Есть еще масса федеральных ведомств: ветеринарное, роспотребнадзоры, МЧС, пожарные и прочие, которые никакого отношения к губернатору не имеют. Они живут своей самостоятельной жизнью. Более того, будем так говорить, в среднестатистическом регионе. В некоторых национальных республиках и регионах Северного Кавказа там как-то такого нет разделения. Во всяком случае я хорошо помню, как президент Татарстана Минниханов от меня узнал о том, что, оказывается, региональные федеральные структуры ему не подчиняются. Мы как раз в прошлом году обсуждали тему лесных пожаров. Я ему говорю: «А как ты их собираешь?» Он говорит: «В смысле?» Я ему: «Они же вообще к тебе отношения не имеют…» Он говорит: «Как не имеют?» Я говорю: «А вот так не имеют! Ты для них никто». – «Серьезно?» Я говорю: «Да!»

Вот если такие моменты исключить, то эти структуры живут своей жизнью. Более того, это действительно является некой проблемой, поскольку для каких-то работ, безусловно, требуется координация. Первая такая попытка (сложно оценивать еще ее результаты) была после Кущевки, когда был принят указ президента, по которому создаются координационные совещания при губернаторе по обеспечению правопорядка. Вот эти координационные структуры как раз и призваны координировать деятельность областных и федеральных органов власти. Но пока еще мало времени прошло для того, чтобы понять, насколько этот инструмент работает. Мы собираемся, мы обмениваемся информацией, которой мы, как мне кажется, и так обменивались. То есть дополнительного инструментария у нас в работе не возникло, наверное, он может возникнуть в случае каких-то критических ситуаций. Когда требуется принять решение. Не дай бог, чтобы такие ситуации были, но тем не менее.

Я просто это говорю для того, чтобы проиллюстрировать тезис о том, что федеральные органы власти, они в общем живут своей жизнью. Их координирует главный федеральный инспектор и соответствующий полномочный представитель президента по соответствующему округу. Они живут, еще раз говорю, своей жизнью. То есть в данном случае не следуют этим правилам. Поэтому выстроить совсем уж что-то отличающееся невозможно.

Когда говорят о том, что положение предпринимателей в разных регионах разное, главное, что волнует предпринимателей, – это количество проверок. Я говорю: «Давайте сядем и посмотрим». И когда выясняется, что 90% проверок – это не региональные и не местные. Тогда возникает вопрос, кто их там проверяет. Налоговая – это федеральная. Роспотребнадзор федеральный? Федеральный. Пожарные федеральные? Федеральные. Милиция федеральная? Федеральная. Прокуратура – федеральная. То есть выясняется, что те, кто из местной власти гипотетически осложняет жизнь предпринимателям, – это какое-нибудь управление по торговле и по регулированию земельных отношений, и все. Но при этом говорят, что ситуация в разных регионах разная. Хотя теоретически она не может быть такой, потому что 90% регулирующих и регламентирующих функций в предпринимательстве задаются федеральным центром и соответствующими полпредами.

Теперь что касается ограничений, которые на тебя накладывают. Я с такими ограничениями, честно скажу, не встречался.