Директор Фонда энергетического развития Сергей Пикин рассказал «Энергополису» о том, что основным импульсом развития отрасли в России является кризис и что для того, чтобы строить смарт-энергетику, нужны смарт-люди
– Сергей Сергеевич, не столько подводя итоги 2012 года, который уже стал историей, сколько отмечая главные тренды отечественной энергетики, все эксперты и аналитики отмечают прежде всего консолидацию активов госкомпаний, происходящую на фоне споров о второй волне приватизации. Что вы думаете о полемике «больше государства в экономике» – «государство должно уйти из экономики»?
– Я считаю, что, на самом деле, сама проблема и ответ на основной вопрос названной вами полемики заключаются в том, насколько сама власть готова ко второй кампании по приватизации. Я такой готовности не вижу. Государство как было главным в системе координат отечественной экономики, так таковым и остается. А все эти процессы не больше чем пертурбация, если не сказать, что это очередной передел собственности, некие амбиции и борьба нескольких групп влияния. Приватизация, на мой взгляд, в ближайшее время нам не грозит и нас она не коснется. Этого не произойдет в силу двух основных причин. Первое – это то, что, скорее всего, рынок не тот. Объективно нет толпы желающих, никто не выстраивается в очередь, чтобы купить даже одну компанию МРСК.
– А МРСК Сибири и Дерипаска?
– А ему не нужна вся компания. Ему хватило бы «Бурятэнерго». А зачем ему, например, «Красноярскэнерго», если его холдинг на прямых договорах с ФСК? Да, вот такие вот отдельные кусочки могут кого-то интересовать, но нет инвесторов, кому была бы интересна вся компания, таких я не вижу. Вторая причина провисания широко обсуждаемой и ожидаемой приватизации – пока не созрела политическая ситуация. Несмотря на то что существуют списки Шувалова, Дворковича, Сечина. Пока все готовы играть только в этой песочнице или только лишь перекладывать кубики из одного места в другое, но зная при этом, что все эти кубики находятся в рамках одного государственного поля. И как только начинаются разговоры о приватизации, таaк появляется вопрос, а что там за пределами этого поля. Чтобы приватизация прошла на самом деле, слишком многое должно поменяться прежде всего в сознании. Зачастую в России готовность к подобным изменениям определяет кризис. Вот случается какой-то системный кризис: денег нет в бюджете или происходит какое-то экстраординарное событие, связанное, например, с аварийностью, и отрасль получает некий импульс развития. У нас все развитие происходит от кризиса к кризису. Либо политического, либо технологического, либо экономического. Представьте себе, например, чрезвычайную ситуацию в Европе значительно большего масштаба, чем дефолт Греции, такую ситуацию, которая ударит, например, по нашей нефтяной корзине. Этот кризис приведет к тому, что наш бюджет сразу придет в отрезвление, и это приведет к изменениям в энергетике.
– В конце прошедшего 2012 года правительство поручило Министерству энергетики доработать модель рынка, которая, по словам министра энергетики Александра Новака, должна была быть готова до конца декабря (подробнее см. «Энергополис», № 11 (63), 2012). Перечисляя, что должно быть учтено в новой модели, министр назвал источники финансирования задач по модернизации электроэнергетики, проблемы перекрестного субсидирования как между теплом и электроэнергией, так и внутри рынка электроэнергии и коренное изменение рынка тепла. Министерство планировало в первом квартале 2013 года подготовить необходимые нормативно-правовые акты, чтобы в 2013 году они были утверждены, приняты, а с 2014 года вступили в действие и мы вошли в новый рынок...
– Не факт, что новый рынок будет с начала 2014 года. Я исхожу из того, что пока дискуссия на эту тему идет в тишине отдельных кабинетов и пока ничего из этих кабинетов на широкое обсуждение не выносится. А как только участникам рынка будет предъявлена новая модель как предмет обсуждения, так сразу же и неизбежно возникнет большое количество замечаний. Вряд ли новая модель будет сразу принята. Должно пройти какое-то время…
– Сергей Сергеевич, какой коррекции ждать от новой модели рынка? Такой же кардинальной, как между апрельским и декабрьским прогнозами развития России до 2030 года, подготовленными Минэкономразвития (подробнее см. «Энергополис», № 12 (64), 2012), или все обойдется лишь тем, что ДПМ заменят на ДПМ-штрих?
– Самое главное в новой модели – избавиться от скелетов в шкафу, потому что даже названные вами сейчас реализуемые ДПМ, по мнению и отзывам многих потребителей, оброк, который они, потребители, платят за то, чтобы развивалась большая энергетика. Не только риторика по ДПМ, но и сама ситуация сейчас такова, что есть вопрос, останется ли потребитель в большой энергетике или уйдет в свою собственную распределенную. Об этом сейчас идет много дискуссий. Но на мой взгляд, в сегодняшней ситуации это не больше чем только тема для разговоров, потому что ни один крупный потребитель ничего своего собственного, распределенного и большого не ввел. Никто не сделал ничего, чтобы отделиться от сетей, получить свой собственный рубильник и сказать энергетикам: «С этой минуты я вам ничего не должен». Такого нет.
Всякая модель на то и создается, чтобы на нее посмотреть с разных сторон. Как показывает практика, моделей чего бы то ни было у нас всегда создавалось много. Сделали модель, посмотрели, сказали: «Да, красиво». Но потом любую, даже самую красивую и точную модель, которая вызвала единогласное одобрение, все равно искажают грязные ручки тех, кто начинает что-то подправлять в ней. Например, не нравятся чиновникам цены, которые повели себя как-то не так, раз – и подправили. Не нравится власти, что обогащаются генераторы или сбыты, еще подправили. А потом все говорят, что это совсем не та модель рынка и совсем не та реформа энергетики даже, о которой столько говорили еще со времен РАО ЕЭС. Более того, то, что мы получили, – это абсолютно другая модель. А виноват во всем, как всегда, Чубайс. Чем дольше в нее никто не будет лазить, тем больше шансов, что из нее что-то хорошее получится. Какая бы идеальная модель ни была, кто бы ее ни придумал и кто бы ее ни принял, все равно жизнь превратит ее во что-то совсем неудобоваримое. И совсем не то, что подразумевает некое развитие, совеем не то, что всем было нужно.
– Сергей Сергеевич, как вы относитесь к вопросу, в котором объединились и реформаторы, и государственники, хором ударившиеся в стенания и страдания по единому регулятору, которого, по их мнению, сегодня не хватает в стране. Это – тоска по РАО ЕЭС и сильному министерству или чему-то другому. И как в этой связи смотрится приход экс-члена правления РАО Юрия Удальцова в «Совет рынка»? Или, скажем, предложение Белого дома ввести замминистра энергетики Михаила Курбатова в совет директоров «Интер РАО ЕЭС» и в совет директоров Холдинга МРСК, куда же войдет и станет председателем экс-министр энергетики, ныне член Президентской комиссии по ТЭКу Сергей Шматко. Абсолютно аналогичная ситуация в ФСК. Эксперты связывают эти камбэки с системным реформированием отрасли и возможным появлением единого регулятора.
– Нет, конечно, насколько я помню, Юрий Аркадьевич всегда выступал за создание такого регулятора, но существующий сегодня политический расклад сил не позволяет такового сделать. И потом, какими бы функциями ни наделяли любого регулятора, необходимы люди, отвечающие за этот функционал. Другими словами, смарт-регулятор получается тогда, когда в нем работают смарт-люди. Даже создав единую систему, построив из какой-то организации регулятора, без адекватного персонала мы, как обычно, получим набор функций, и все. У меня нет иллюзий, что такой регулятор, в принципе, возможен и что такой регулятор в стране будет. Есть отдельные функции регулятора у министерства, у ФСТ есть свои, у ФАС и т.д. Но я считаю, что России нужен не регулятор, а система правил, та самая действующая модель того самого рынка, которая была бы однажды создана, публично принята и работала хотя бы лет десять.
– В этой связи еще один вопрос. История с объявленной министерством перезагрузкой RAB-регулирования – это, наверное, даже не кофейная гуща…
– Это как раз очень хороший пример того, о чем мы говорим. Тот самый случай, когда видно, как регулирование меняется по ходу пьесы. Создали правила и вроде сказали «все», все уже выдохнули, включая ФСТ, все уже начали жить по этим правилам, а потом раз – и вдруг цены повысились. А ведь это можно было заранее посчитать. В результате мы получили «как обычно»…
– А кто будет смотреть за исполнением достигнутых соглашений? А то получится как всегда: у нас сначала принимаются правила, а потом поступают ЕБЦУ (еще более ценные указания) и разъяснения с инструкциями к ним…
– Я о том же. Необходимо, чтобы эти правила работали по крайней мере десять лет. Надо всем: и государству, и участникам рынка – договориться о некоем периоде стабильности. Хорошие ли это будут правила, плохие ли – жизнь покажет, но по крайней мере участники рынка смогут адаптироваться к этим правилам и смогут строить идеологию своего развития исходя из этих правил, а не подстраиваться то и дело под отдельных регуляторов и под их отдельные точечные решения. Так невозможно развиваться.
Дмитрий Булгаков, аналитик «Дойче банка»
– Моя точка зрения – я согласен с тем, что в произошедшем есть значительная недоработка регулятора. Принятие новых тарифных решений требует расчетов и сбалансированных шагов. Поэтому ситуацию, когда после выставления счетов у некоторых потребителей (как правило, на низком и среднем напряжении) в некоторых регионах в начале 2011 года расходы за счет тарифа на передачу вырастали на 20–30 и даже 40% можно и даже нужно было просчитать заранее и не допустить.
Нужно также понимать, что сети, на мой взгляд, часто стремились заполучить более высокие объемы инвестиций, которые они с помощью тарифов RAB могли перенести на конечных потребителей. Следовательно, пошел процесс раздувания, инфлирования инвестиционной программы. А при определении базы активов принимались во внимание инвестиционные потребности компаний. Высокая база активов привела к высоким тарифам. То есть часть вины за рост тарифов, по моему личному мнению, лежит на компаниях, которые всячески пытались проинфлировать эти показатели и думали, что сейчас смогут все это переложить на плечи потребителей, не принимая в расчет устойчивость таких решений. На эти процессы также наложился рост тарифов ТСО.
Станислав Белковский, политолог, директор Института национальной стратегии
– В российской приватизации действует принцип кота Матроскина: прежде, чем продать что-нибудь ненужное, надо купить что-нибудь ненужное. То есть, чтобы что-то приватизировать, нужно сначала что-то национализировать. Но это не означает усиления государственного влияния в экономике, потому что фактически госкомпании неподконтрольны государству как субъекту. Они подконтрольны топ-менеджменту этих компаний, определенным чиновникам, которые управляют ими де-факто. Это и есть две основные тенденции в современной российской экономике.
Государственный бюджет неисчерпаем, кроме того, контролировать госкомпании гораздо легче, чем частные. В результате фактически переход компании под контроль государства является формой приватизации, а не национализации. То есть частное лицо, занимающее высокий пост, для того, чтобы взять компанию под контроль, скорее всего, будет не приватизировать ее, а передавать государству. Потому что от имени государства можно с этой компанией сделать все что угодно. А если компания частная, делать все что угодно нельзя. Это очень странно, но именно это происходит сегодня в России. Именно такие тенденции являются определяющими в нашей стране для описания процессов «больше государства в экономике» – «государство должно уйти из экономики».
Константин Симонов, генеральный директор Фонда национальной энергетической безопасности
– По моему мнению, проблема российской электроэнергетики заключается не в том, что отрасль недостаточно регулируется или администрируется со стороны государства. Главная проблема в том, что электроэнергетика после реструктуризации РАО «ЕЭС России» оказалась в промежуточном состоянии – между единой государственной системой, интегрированными генерацией и сетями, и «реформаторской», в которой существовала конкуренция генерации и т.д. Поскольку реформу не довели до логического конца, отрасль зависла, и теперь непонятно, какое будущее ее ждет.
Предположим, единый регулирующий орган будет создан. Что он изменит в ситуации, когда генерацию уже отдали в одни руки, причем так, что никакой конкуренции не возникло и по-прежнему доминируют монопольные производители? У покупателя нет никакой свободы рук, несмотря на формально действующие квазирынки, которые активно пиарятся бывшими реформаторами.
Орган – это инструмент, но прежде, чем брать его в руки, нужно понимать, что он будет делать. Считаю, что отрасли надо сначала поставить диагноз, потом понять, к чему мы хотим прийти, а потом уже создавать для этого инструменты. Для государства вопрос стоит несколько по-другому: либо честно признать, что реформа была неудачной затеей, и попытаться максимально вернуть ситуацию в прежнее русло, либо постараться довести ее до конца. С этой точки зрения нам, возможно, нужен орган, который скоординирует действия отдельных игроков и доведет реформу до логического конца. Во всех остальных случаях я не вижу сферы его деятельности и не понимаю, чем он будет заниматься.
Игорь Миронов, директор НП «Совет производителей энергии»
– Представители НП «Совет производителей энергии» в составе рабочей группы Комитета по стратегии при Наблюдательном совете НП «Совет рынка» рассмотрели пять моделей развития энергорынка, где схема продажи электроэнергии остается неизменной, но предлагаются разные варианты торговли мощностью. Наиболее острым является вопрос взаимосвязи механизмов отбора и ценообразования в отношении электроэнергии и мощности на оптовом рынке.
Прежде всего на законодательном уровне необходимо разработать и внедрить механизмы и план поэтапного снижения перекрестного субсидирования.
Безусловно, нужно разработать механизмы контроля инвестиционных программ и усовершенствования методики RAB-регулирования в электросетевом комплексе в части их целесообразности и эффективности реализации.
Модель рынка должна исключать искажение рыночного ценообразования за счет регуляторного вмешательства в организацию функционирования оптового рынка.
Новая модель рынка должна предусматривать меры по ужесточению платежной дисциплины в отношении злостных неплательщиков, включая необходимые для этого меры на розничном рынке. В том числе систему финансовых гарантий на ОРЭМ планируется запустить уже с 2013 года.
Нужно разработать систему показателей надежности энергосистемы в целом и надежности электроснабжения потребителей (включая величину резерва, технические требования и ограничения для генерирующего оборудования на рынке электроэнергии и мощности, программы ремонтов, системные ограничения, технические требования к условиям присоединения к электрическим сетям и др.), на основе которых можно оценивать экономический эффект для участников ОРЭМ.
Итак, новая модель рынка должна решать проблему перекрестного субсидирования, стимулировать заключение двусторонних договоров, улучшить платежную дисциплину и исключить возможность искажения рыночного ценообразования из-за вмешательства регуляторов. Без решения этих проблем ни одна из моделей рынка не будет эффективной.
Текст и фото: Андрей Агафонов