Опыты экстренного замещения: Есть ли свободные мощности для импортозамещения?

Опубликованный 28 января «План обеспечения устойчивого развития экономики и социальной стабильности в 2015 году», названный антикризисным, еще раз косвенно подтвердил, что в масштабах экономики программа импортозамещения на сегодняшний день не больше чем риторика, слова, не подкрепленные ничем со стороны правительства.

Кризис – прекрасное время для изобретения «народного велосипеда» по аналогии с «народным автомобилем», которым в свое время в Германии был «Фольксваген», а в СССР «ВАЗ». Большой, если не всенародный инфраструктурный проект в реальном секторе, стимулирующий занятость, создающий рабочие места, выпускающий на рынок товар с высокой добавленной стоимостью. Это если в категориях «мирового экономического опыта» рассматривать вопрос оздоровления экономики в масштабах страны. А если говорить о нашем сегодняшнем положении дел, то план правительства на текущий год состоит из 60 пунктов и предусматривает сокращение расходов по большинству статей бюджета на 10%. В плане говорится о структурных реформах по диверсификации экономики и созданию условий для роста в среднесрочной перспективе, которые планируется включить в новую редакцию основных направлений деятельности правительства (последняя версия документа была опубликована  два года назад). Объем финансирования антикризисной программы текущего года оценивается в 1,172 трлн рублей. С учетом ранее выделенного триллиона рублей для поддержки банков совокупная стоимость антикризисных мер достигает 2,172 трлн рублей.

Но что касается реальной экономики и программы импортозамещения, то создается впечатление, что сейчас уже как-то немного и не до того. Мы опять тушим пожар деньгами.

Потому что если говорить о реальном секторе экономики, стимулировании развития производства, тогда, наверное, начинать надо немного с другого. Начать можно бы с того, например, что задаться вопросом: если у вас есть свободные мощности, если сужается предложение за счет санкций, то что вы будете делать в реальности? Что вам выгоднее: повысить цену на свою продукцию или начать производить больше? Если это представить себе графически, то не важно, что у вас получится – кривые или прямые. Они все равно не пересекутся, но покажут, как правило, что выгоднее повысить цену. И тот факт, что российские продукты питания начали расти в цене – это просто доказательство этого тезиса. Четко прочерченная линия с наклоном выше 45 градусов.

И мы не будем производить больше. Потому что, для начала, нам не на чем, собственно, замещать импорт. Производственные мощности предприятий реального сектора, которые сейчас при скорректированной 30 января ЦБ ключевой ставке с 17 до  15% остаются на плаву, загружены почти полностью. Можно предположить «нормальный ход мысли» и продолжить тем, что если у вас мощности все загружены, то, по идее, в нормальной ситуации вы должны строить новые мощности, потому что вам это напрямую выгодно. Но тут, отбросив всю экономику в сторону, возникает наша специфика, или основное противоречие, или, если угодно, проблема.

Расширение производства, с одной стороны, должно быть мотивировано неудовлетворенным спросом, а с другой – потребует от производителя инвестиций. Оборудование, материалы, люди, производство. А денег нет. Точнее, они пока еще есть, но очень дорогие.

Да и спрос пока не слишком велик. Заказчики адаптируются к новым ценовым реалиям и пересчитывают свои затраты. И поэтому промышленность сейчас не будет производить больше. Потому что производство в большем объеме вызовет падение цены, а им этого не нужно: это и хлопотно, и невыгодно.

А еще наш производитель, главное умение которого – соображать, знает, что санкции, в отличие от ядерной войны, это не навсегда. И наш человек заранее понимает, где его кинут. Кинут его, когда санкции отменят. Он сегодня построит производство, начнет производить. А что он будет делать с этим, когда отменят санкции? Он уже взял валютный кредит. Он уже отдал взятку. Он построил и начал производство – а санкции отменили.

Поэтому, конечно, с точки зрения производства новых мощностей эффекта ноль. Да и с точки зрения увеличения производства на текущих мощностях тоже, скорее всего, ноль.

И не потому, что кривая или прямая неправильная. Она в каких-то отдельных точках будет правильной, и за счет этого будет видно, что «кое-где у нас порой» что-то появилось. Ожидаемое падение импорта в дву­значных цифрах, соответственно и без сомнения, вызовет к жизни какое-то импортозамещение. Но это не тот эффект, который следует рассматривать в масштабах экономики. Это – не промышленная политика страны.

Можно оспаривать влияние прогнозируемого падения уровня потребительского спроса и снижение покупательской способности населения на масштаб экономики, но давайте понимать при этом и то, что оно не будет таким радикальным, например, как оно было в 1998 году. Конечно, нет. Но как бы и хуже не было.

Если посмотреть по 2014 году, то импортозамещение происходило очень простым образом: мы перестали с Украины возить вагоны и разную другую промышленную продукцию. И собственно, на этом благополучно заместились.

Умеренный эффект импортозамещения мы наблюдаем пока только в пищевой и легкой промышленности. Однако их доля в общем показателе производства не столь велика, а о перспективах импортозамещения в других отраслях, ориентированных на внутреннее потребление, пока говорить преждевременно. В итоге в 2014 году промышленность выросла примерно на 1,7%, но фактически в большинстве секторов наблюдалась стагнация, а основной рост был либо обеспечен «оборонным производством», либо связан с «выпуском судов, газовых турбин, летательных аппаратов, космической отраслью». В текущих условиях падение промпроизводства может превысить 2%, если только влияние господдержки, к примеру оборонзаказа, не окажется внушительным, а вклад этого фактора пока не до конца очевиден.

Безусловно, санкции и девальвация очевидным бенефициаром делают пищевую промышленность и сельское хозяйство. Но сельское хозяйство – это очень волатильный сектор. И в 2014 году в России был высокий урожай, что как положительный момент отметил президент в своем послании Федеральному собранию. Но это значит, скорее всего, что в этом году урожай будет ниже. А по продукции переработки нам на самом деле конкурировать с Белоруссией будет крайне и крайне сложно. Поэтому и аналитики, и эксперты рынка на 2015 год в своем прогнозе просто обнулили влияние импортозамещения в этих секторах. Фундаментальная проблема в том, что если по промышленности мы имеем довольно достоверную статистику, которая говорит о практически полной загрузке мощностей и в общем-то понятно, что дальше расти некуда, то по сельскому хозяйству это неочевидно и непонятно. Таким образом, если кто-то при этом сейчас рядом с вами говорит о потенциале промышленного роста в России в 2015-м, то ему можно срочно и смело вызывать неотложку.

Разговоры об импортозамещении, прерывающиеся аплодисментами, «переходящими в овации», на фоне происходящих в экономике России событий напоминают очередную кампанию, сопровождаемую бесконечными «мероприятиями» из форумов, конференций, круглых столов, заседаний и совещаний. Своим чередом идут панельные дискуссии, на которых никто ни с кем не спорит, где звучат пространные речи ни о чем, когда «спикер» общими словами, повторяет основные пункты, намеченные президентом в том или ином его выступлении, в котором «он очень правильно и своевременно подчеркнул» или «акцентировал внимание». В лучшем случае с трибун звучат вопросы правительству. Вопросы без ответов. Но есть еще одна неожиданная черта у того, что принято называть импортозамещением. Даже, наверное, не черта, а категория. В импортозамещение кто-то начинает «верить», а другие или сомневаются, или, скажем так, придерживаются других взглядов. Будет что-то сделано на деле или это будут одни разговоры и красивые отчеты наверх, а мы будем покупать белорусскую семгу?..