Ремонт черной дыры. ДПМ на модернизацию

Опубликованные в январе две концепции программы привлечения инвестиций в модернизацию российской тепловой генерации, которые были разработаны Минэкономразвития и Минэнерго, ознаменовали собой новый этап давно ожидаемого в секторе возобновления программы договоров предоставления мощности (ДПМ), задолго до этого названной ДПМ-штрих.

В заявлении «российская энергетика нуждается в модернизации» или «российская инфраструктура требует колоссальных вложений, и чем раньше начать их делать, тем лучше» нет ничего нового. Ни в содержании, ни в смысле сказанного. Но затевать новую программу ДПМ на модернизацию, когда еще не учтены ошибки предыдущей и не продуманы пути их решения, по меньшей мере странно.
Новая программа модернизации на основе ДПМ была в целом одобрена в ноябре 2017 года на совещании у президента РФ. Можно сказать, что после этого Россия встала на старт очередного, беспрецедентного в мировой практике эксперимента, суть которого заключается в том, чтобы направить около полутора триллионов рублей на продление жизни морально и физически старого генерирующего оборудования. Примерно так, как начать Всероссийскую программу капитального ремонта парка паровозов. Эта программа модернизации, по сути, продление ресурса старых советских электростанций в стране, где дефицита мощности нет, и с учетом низкого потребления и роста распределенной генерации нет оснований бояться его появления.
Первая программа ДПМ дала 130 генерирующих блоков суммарной мощностью около 30 ГВт и обновила до 15% всей установленной мощности. И при этом мы помним, что при первом ДПМ применялось зачастую ошибочное планирование роста объемов потребления электроэнергии и локации возведения объектов и видов используемого топлива, благодаря чему многие из возведенных по ДПМ объектов не загружены и работают в неправильном режиме. Ошибки прогнозирования по первой программе ДПМ, когда компании вводили новые объекты генерации в срок от нуля до пяти лет с момента подписания контракта, оказались значительными. Насколько же более серьезные ошибки прогнозирования будут в объемах модернизации, если поставки мегаватт «с восстановленным ресурсом» начнутся не ранее чем через четыре года? Поставка мощности предлагается после 2022 года. Каждый год будут устанавливаться ежегодные квоты на мощность и денежные лимиты, при этом будет происходить конкурс проектов по минимальной стоимости для потребителей с учетом прогнозной выручки от продажи электрической и тепловой энергии.
Начиная ДПМ-штрих, мы имеем больше вопросов без ответов. Ответьте, например, зачем при нерешенных вопросах вывода вынужденной генерации, морально и физически старых станций дополнительно стимулировать их работу, сокращая долю электроэнергии, производимой на новых и современных электростанциях?
Какое оборудование станет основой модернизации, если в стране критическая зависимость от импортных газовых турбин, производства которых в самой России, по сути, нет, если только не учитывать завода СП Siemens и АО «Силовые машины» – ООО «Сименс технологии газовых турбин»?

Вокруг круглого стола

На состоявшемся в конце февраля круглом столе «ДПМ на модернизацию: проблемы, необходимость, вызовы», организованном медиахолдингом «Эксперт» совместно с Агентством стратегических инициатив и секцией энергоэффективности Комитета Госдумы по энергетике при обсуждении направлений технологических изменений в рамках планируемой программы модернизации, первый заместитель генерального директора «Татэнерго» Айрат Сабирзанов сказал, что та модернизация, которая планируется сейчас, фактически продлит жизнь тепловых станций на 15–25 лет с минимальными затратами. И, по его мнению, это вроде бы неплохо и позволит защитить потребителя от высоких тарифов. Однако ТЭЦ сегодня имеет условный расход топлива 335 граммов на производство 1 кВт·ч. Эти технологии были изобретены и массово введены в 40–50-х годах прошлого века и, несмотря на прогресс, не сильно изменились. Модернизация не изменит этого расхода и в дальнейшем.
Виктор Семенов, генеральный директор ОАО «ВНИПИэнергопром», в продолжение разговора «об экономике и технологиях в граммах» сказал: «Если снизить удельный расход топлива на выработку электроэнергии по всей стране на 15 граммов, то это даст на рынке триллион экономии, и это эффекты помимо освобождения денег от завершающейся программы ДПМ».
В теме технологических решений для ДПМ прежде всего должны рассматриваться мощные газовые турбины (более 100 МВт), которых у российского машиностроения нет и которые без конкретной целевой программы развития этого производства не появятся.
Президент Независимого энергетического альянса Георгий Кутовой считает, что модернизация энергетики актуальна, но новая программа должна быть предельно проработана с учетом избытка имеющихся мощностей. По его мнению, в стране до 56 ГВт излишних мощностей сверх резерва, стоит вопрос о том, что энергосистема давно нарушила баланс экономических интересов и избавление от лишних мощностей – первоочередная задача, которую нужно решить в ходе модернизации.



Заместитель генерального директора по маркетингу и продажам Уральского турбинного завода Ольга Старшинова сообщила, что российские машиностроители живут только за счет рынков Белоруссии, Казахстана, Монголии и т.д. На российском рынке велика конкуренция с иностранными производителями. Связано это с тем, что на европейском рынке машиностроения перепроизводство, выводятся и останавливаются ПГУ. Соответственно, крупнейшие европейские производители испытывают огромный интерес к российскому рынку, куда они предлагают эти турбины со скидкой от 30 до 40% по отношению к ценам российских производителей. Это надо учитывать при разработке стратегии новой модернизации.
Взявший слово заместитель министра энергетики Вячеслав Кравченко сказал, что внутренние возможности энергетического машиностроения не позволяют в полном объеме применять эффективные решения. «У нас нет газовых турбин высокой мощности. Я как представитель министерства не готов повышать эффективность энергетики, впадая в зависимость от внешних поставок, и решать вопрос поставки лопаток для турбин с коллегами из GE или Siemens, если коллеги не захотят их поставлять, или согласовывать с ними места установки объектов генерации. Этого абсолютно не хочется. И, по мне, так лучше пережечь двадцать, тридцать или пятьдесят граммов топлива, но сидеть не при свечах».
При введении ДПМ предполагалось, что после 2022 года компенсационная программа будет свернута и цена на энергию снизится. Но в конце декабря прошлого года правительство решило, что снижения не произойдет, а новые сборы направятся на модернизацию отрасли. Общий объем программы оценивался по-разному. Вначале называлась цифра в 1,5 трлн рублей, затем появились утечки со ссылками на рабочие документы Минэнерго, где эта цифра оказалась удвоенной, а программа продлевалась до 2035 года с фокусом на развитие тепловой и атомной генерации.
В разных оценках сумма затрат на ДПМ-штрих колеблется в пределах 1,5–3,5 трлн рублей. Если посмотреть на официальные формулировки, то это деньги, которые просто «высвобождаются» в связи с постепенным истечением десятилетних ДПМ, заключенных восемь лет назад с потребителями. Но, по сути, при сегодняшней модели за модернизацию заплатит промышленный потребитель через цены на электроэнергию. Сейчас потребители электроэнергии добросовестно выполняют обязательства по оплате первых ДПМ и рассчитывают на соразмерное уменьшение счетов за электроэнергию. На начало 2018 года стоимость электроэнергии для промышленных потребителей достигла 4 руб./кВт∙ч. А в некоторых регионах Центральной России цены достигают 5,5 руб./кВт∙ч.
Директор НП «Сообщество потребителей энергии» Василий Киселев согласен с необходимостью модернизации энергосистемы, но с оговорками. Его волнуют цена вопроса и применяемые технологии. «Надо быть не совсем хорошим человеком, чтобы поддержать такую модернизацию вместо новой стройки. Я вас уверяю, что к 2023 году, когда у нас реально возникнет необходимость что-то делать, на рынке будет масса альтернативных крупным станциям технологических решений». Василий Киселев категорически против продолжать использовать паросиловой цикл еще двадцать лет с КПД и загрузкой по 30%. «Это прошлый век, мы не должны за наш счет продлевать парковый ресурс этой технологии, иначе мы на двадцать лет обяжем экономику кормить неизвестно что», – считает представитель промышленников.
Полтора триллиона на ДПМ-штрих – это изъятие средств из отечественного реального сектора, из промышленности, которой нужна своя собственная модернизация, которую ориентируют на то, чтобы она стала конкурентоспособной и выпускаемая в России продукция шла на экспорт. А нашей промышленности на самом деле на своем рынке бы устоять. В промышленности у нас нет инструментов, гарантирующих окупаемость инвестиционных вложений в модернизацию, инновации и технологии. ДПМ-штрих предполагает гарантированную окупаемость объектов генерации за 15–20 лет.

Разговоры про три буквы

Сейчас профильные министерства, законодатели, потребители, отраслевые и бизнес-сообщества ведут дискуссию о принципах отбора проектов на модернизацию и о том, кто за нее в конечном счете заплатит – промышленность или розничные потребители. Круг обсуждаемых вопросов включает в себя взаимосвязь существующей модели конкурентного оптового рынка электроэнергии и мощности и процедуры отбора мощности для модернизации генерирующей инфраструктуры, финансовые схемы по привлечению инвестиций в модернизацию генерирующей инфраструктуры и ожидаемые экономические и технические результаты от программы ДПМ на модернизацию.
Есть у дискуссии, развернувшейся вокруг обсуждения ДПМ-штрих, несколько моментов, которые позволяют сделать некоторые предварительные выводы. Все участники дискуссии понимают, что модернизация необходима. Все понимают, что у нас нет отечественного производства современного уровня, необходимого для этого оборудования. Есть предложение, «чтобы не сидеть при свечах», «лучше пережечь двадцать, тридцать или пятьдесят граммов топлива», за которые будет платить потребитель.



Если говорить о настроениях опрошенных экспертов, с которыми удалось поговорить по поводу ДПМ-штрих, то можно выделить три главных пункта риторики на сегодняшний день. Первое: отсутствует как факт какая-либо комплексная стратегия долгосрочных приоритетов программы. Второе: нет качественной экспертной площадки для обсуждения этой темы. В отсутствие таковой вся публичная дискуссия представителей компаний о сценариях ДПМ-штрих перенеслась в СМИ, социальные сети и кулуары отраслевых тусовок. Эксперты считают, что, так как нет канала донести информацию наверх, дискуссия напоминает психотерапию для менеджмента, который постоянно должен доказывать свою эффективность, «зашитую» в его KPI. Третье: при отсутствии качественного модератора, роль которого могло бы взять на себя Минэнерго, вопрос ДПМ-штрих обрастает идеологическим контекстом.
Все перечисленное, по мнению моих собеседников, ведет процесс обсуждения к использованию аргументов и приемов из другого уровня реальности: «продавят», «лоббисты решат». Предполагается, что в ближайшей перспективе данный вопрос будет решен без внятного свода определения «справедливой» стоимости модернизации и при этом будут разработаны «типовые проектные решения», и тогда останется проблема ручного управления и риск фундаментальных ошибок.

Третий путь

Затевая столь масштабную модернизацию генерирующего оборудования, мы ни больше ни меньше выбираем направления развития энергетики и технологического развития отрасли. Это сверхзадача, которая стоит больших денег и чревата непоправимыми ошибками. Куда пойдут деньги, заплаченные за эту модернизацию: российским машиностроителям и НИИ или западным корпорациям? Сегодня картина складывается таким образом, что прибыль от вложенных средств останется либо у западных корпораций – если будет использоваться их технологии газовых турбин, либо улетит в трубу – если будут использоваться имеющиеся в России паросиловые технологии, разработанные в середине прошлого века.
Начиная ДПМ-штрих, нам уже нельзя действовать бессистемно. То, что будет сделано сегодня, будет работать и во второй половине XXI века. И это «что-то» не может быть основано на технологиях, созданных и полностью реализовавших свой потенциал в середине прошлого века. Рынок уже сейчас нужно формировать так, чтобы оборудование было востребовано на длительную перспективу – до 2050 года. С этой точки зрения во главу угла необходимо ставить такой показатель, как конечная цена для потребителя.
Начиная модернизацию, мы имеем реалии сегодняшнего дня, среди которых можно назвать, а можно и не произносить этого еще раз, – высокая цена на электричество при самом дешевом в мире газе, демпинговые цены на западное оборудование при наличии российских решений и отсутствии в России производства мощных газовых турбин, нерациональное использование имеющихся мощностей и неминуемый вывод из эксплуатации на горизонте 10–20 лет старых станций. Все названное – это системные вызовы, стоящие пред российской энергетикой.
Уже сейчас нужно смотреть в будущее. Какой мы хотим видеть энергосистему страны через несколько десятков лет? Почему, если модернизация неотвратима, нам не подумать о том, что у нас есть возможность сделать ставку на новые решения для энергосистемы, с которой мы собираемся жить к 2035–2050 году? Почему, прогнозируя будущее, нам сегодня не заложить фундамент новой энергетики страны, где цены на жизненно важный ресурс – электроэнергию – были бы нашим национальным конкурентным преимуществом, а не тормозом всей экономики? Не до того? Денег нет? А на то, чтобы самовары починять, есть?
Необходимо в корне менять подходы к модернизации в энергетике и начать перестраивать ее под нужды середины XXI века. Вопрос этот сложный и очень острый. За последние десять лет он из факультативного превратился в вопрос национальной безопасности.

Текст: Иван Понырев